Швейцария на полкровати (рассказы и повести)
Шрифт:
Лехе, что там говорить, некогда было вокруг Фани скакать-угождать, Катю обхаживал все свободное время. А когда, без ума счастливый, на руках внес ее в фате в свое жилище, Фаня сказал: "Ёксель", - и упал замертво на пол.
Вот такая была, ексель-моксель, любовь-сирень.
ТЕМНЕЧЕНЬКО
– Ой, темнеченько!
– стенала Антоновна соседке.
– Тимофей кончается. Семый день капелюшечки не ест, пластом лежит. Ой, темнеченько, люблю ведь его как смерть.
Тимофей был Антоновне не сват, не брат, даже не зять с мужем. Тимофей был котом. Но
– Ну, и околеет, - бросил муж на причитания Антоновны, - невелика персона. Возьмем нового. У Протасовых кошка через день с пузом. Убивался бы я по каждому шкоднику. По мне бы кто так убивался...
– Тебя-то бульдозером не сковырнешь...
– Ага, по весне вона как скрутило.
– Дак горло дырявое, то и загибалси!
– Че горло, когда желудок прихватило.
– Выжрал какой-нибудь порнографики из киоска...
– Тебя переговорить - надо язык наварить!
– махнул рукой муж.
– А нечего спориться...
Антоновна пошла в закуток, где лежал кот.
– Тишенька! Тиша!
– склонилась над умирающим любимцем.
У того не было силушки даже глаза приоткрыть. Всегда подвижный хвост лежал мертвой палкой. Ухо безжизненно завернулось. Шерсть свалялась, как у помоечной собаки. Нос горячий.
Антоновна пошаркала с горем к ветеринару, который не выразил ни малейшей радости, завидев бабку.
– Я по кошачьим не специализируюсь, - прервал просительницу на полуслове.
– Как это?
– удивилась Антоновна.
– Все одно скотина.
– Ты ведь не идешь к зубному, если возник гинекологический вопрос?
– Слава Богу, этот вопрос отвозникался. И во рту протезы. Ты мне, родненький, Тимофея полечи.
– Сам оклемается. Кошки живучие.
– Дак ведь это кот. Пойдем осмотришь, я заплачу, не сумлевайся.
Летом ветеринар поклялся с Антоновной дел не иметь. Она ухитрялась никогда деньгами не рассчитываться. Скажем, такса опростать поросенка от мужской нужды - 50 рублей. Жадная бабка вместо наличности то кусок сала старого всучит, то бутылку некачественной самогонки. У ветеринара своего сала - хоть через забор кидай, и что бы он сивухой при его должности давился? А язык деревенеет категорически отрубить: деньги давай! Будто гипноз анестезирующий подпускала Антоновна. Потом, возвращаясь домой, ветеринар плюется в свой адрес: зачем брал?
– Ты к Степаниде сходи, - отфутболивая настырную бабку, посоветовал поросячье-коровий доктор.
Степанида жила знахарством. Шептала, заговаривала, травничала.
– Кота тащить не надо, - отказалась от осмотра слабоживого пациента Степанида.
– Еще оцарапает. Фотография есть?
– Моя?
– На кой мне твоя? Кота!
– Я сама-то лет двадцать не фоткалась.
– Нашла чем хвастаться, - строго сказала Степанида.
– Тогда клок шерсти с живота начеши.
– Чьей?
–
Степанида дула на Тимофееву шерсть, шептала над ней, подбрасывала под потолок и внимательно следила за падением. В завершении колдовских процедур завернула клок в бумажку и швырнула в печь. Антоновне вручила пузырек с желтой жидкостью - капать Тимофею в пасть.
– Сколько должна?
– спросила Антоновна, не удовлетворенная курсом лечения.
– Десятку.
– С собой нет, - сказал Антоновна, - вечером занесу.
Хотя "с собой" было.
Дома Антоновна набрала в пипетку жидкости из Степанидиного пузырька, пошла вливать целительную влагу в болезного Тимофея. Того в закутке не оказалось.
Сердце Антоновны оборвалось в нехорошем предчувствии.
– Где Тиша?
– трагически спросила мужа.
– Где-где, - грубо прозвучало в ответ, - в гнезде! Околевать, поди, уполз. Они, как сдыхать, завсегда уходят из жилища.
– Ой, темнеченько!
– заголосила Антоновна и принялась жалостливо звать.
– Тишенька, Тиша, погоди умирать, полечимся.
Антоновна ходила по дому, заглядывала во все углы. Тимофея нигде не было.
– Ой, темнеченько!
– вышла в сени.
Через минуту оттуда раздался истошный крик:
– Ах ты, тварь! Ах ты, скот! Убью-ю-ю!!!
В поисках околевающего любимца Антоновна заглянула в кладовку. Где страшно зачесалось схватить дрын потяжелее. Под потолком висело полтуши неделю назад забитого бычка. На ней, намертво вцепившись когтями, распластался Тимофей. Он хищно рвал мясо зубами. Добрая часть бычка отсутствовала.
– Заболеешь так жрать-то, - прибежал на крик муж.
– Убью!
– кричала на любимца Антоновна.
Тимофей не стал дожидаться смертельного дрына, камнем упал с объеденной туши и резво, несмотря на болезнь, юркнул на улицу.
Антоновна ругала кота, мужа, который низко повесил бычка, оплакивала уничтоженное мясо и думала: платить Степаниде или обойдется?
Платить, по-хорошему, было не за что. Но ведь порчу может навести. Ладно, если на кота-вредителя, а вдруг - на саму Антоновну...
ШВЕЙЦАРИЯ НА ПОЛКРОВАТИ
– Не буду шмутье твое драное стирать! Хватит!
– кричала Клавдия. Жадишься денег давать!
– Нету, - бубнил Витя Фокин, мужчина средних лет.
– И на кормежку не ходи! Нашел дурочку с переулочка!
– Твоей фигуре вредно много есть, плывет.
– Как лапать, так пойдет! А тут сразу не топмоделистая! Че тогда квартирантом на полкровати пристроился?..
– Нету денег.
– Не надо было клад сдавать?!
– плюнула солью в старую рану Клавдия. И вообще - побаловались и буде, сделай тете ручкой!
– Не возьму тебя в Швейцарию!
– обиженно бросил с порога Витя.
– Ой-ей-ей! Напугал козу морковкой! На носу боком ты в нее поедешь!
Витя подхватил узелок с бельем и поднялся к себе, двумя этажами выше. Последние семь месяцев он частенько квартировал у Клавдии "на полкровати". И вот получил от ворот поворот. Или облом, по-современному.