Сибирская Вандея

Лосьев Георгий Александрович

– Тут же ешьте, при мне, товарищ Филатова. Не стесняйтесь. Голодно живете? Ничего, я попробую вам в Губпродкоме дополнительный паек добыть…

Мама поставила Юлочке термометр и ахнула:

– Так я и знала! Ты ж больна, – тридцать восемь!

Юлия попросила вызвать доктора Андрея Ивановича, заведующего Изопропунктом. Ей хотелось одним ударом разрубить все. Она уже представляла себе, как это будет: «Не могу я больше, доктор… не могу! Видите – заболела. Освободите меня от этого ужаса!»

Вместо

Андрея Ивановича отец Юлии привез Правдина, опытного врача-коммуниста, старого товарища по охоте.

Оставшись наедине с больной, Правдин заглянул в припухшие Юлочкины глаза, обведенные синими полукружьями, и сказал:

– Эк глазищи!.. Ревете?

Юлия Михайловна застеснялась.

– Реву, доктор…

Доктор выслушал ее.

– Сердце ваше, милая барышня, дай бог каждому. – И снова заглянул в глаза. – А нарыв, безусловно, есть. Взрежем? Расскажите мне, что вас угнетает? Я не поп, конечно, но в некоторых случаях врачи чудеса делают!

Доктор был добродушен и говорил, казалось, о пустяках.

За дверью Правдин сказал родителям:

– Нервы… Живет здоровая нормальная женщина на вдовьем положении, а жизнь-то требовательная штука. Там я оставил ей порошки, пусть пьет. Денька через два – зайду.

Спустя несколько дней доктор встретился на заседании Губкома с Прециксом.

– Слушай, председатель, есть у меня пациентка одна, очень, понимаешь, нервная. Интересовалась, знаешь, доктором Николаевым. Заметь, докторов у нас много, а ей вот интересен бывший белогвардеец.

– Как фамилия твоей пациентки?

– Филатова. Дочь члена райкома Михаила Филатова.

– А-а-а! Вот ты про кого!.. Эту дамочку мы знаем, она сама по себе интересна, и без доктора Николаева.

Помолчав, Прецикс спросил:

– Очень нервничает?

– У меня такое мнение: есть у нее что-то на душе!

– Слушай, доктор, не смог бы ты свести одного человека с этой вдовушкой? Парень интеллигентный, видный, бывший офицер…

– У меня, что ли, на квартире посводничать?

– Хотя бы.

Прошло еще несколько дней, Юлия Михайловна успокоилась. Подпольный станок снова начал стучать…

Как-то в аппаратную телеграфа зашел завгорздравом Правдин. Передал несколько телеграмм с пометкой комиссара, накормившего недавно телеграфистку Филатову круто посоленным хлебушком. Покончив с телеграммами, доктор пригласил Юлию Михайловну:

– Завтра суббота, приходите ко мне. Жена устраивает вечеринку, будут хорошие, умные люди. Придете? Вам необходимо немножко развлечься.

Юлия Михайловна пришла.

В числе гостей там оказался высокий молодой человек в синем морском кителе. Представился:

– Пономарев. – И многозначительно добавил: – Впрочем, мы уже знакомы.

Разрешите вернуть вам эту вещицу.

Юлия Михайловна вздрогнула: в руках у нее лежала рукавичка, потерянная в тот вечер, наполненный бураном и страхом.

Юлию вновь охватил ужас перед «высшей силой»…

Пономарев был внимателен и неотступен. Однажды он привел ее в тихий уединенный домик на Межениновской улице. Юлия Михайловна, снимая шубку в передней, уже решила: всё. Сейчас потребует расплаты…

Но в полутьме комнаты стоял человек со щеточкой солдатских русых усов – Прецикс. Пономарев принес два стула, поставил к столу.

– Пересядьте сюда, – сказал председатель Чека, указывая на один из стульев, и сам сел напротив.

Пономарев курил на диване.

– Вот и пришло время нам поговорить начистоту, товарищ Филатова, – вздохнув, мягко и грустно сказал Прецикс. – Довольно вам мучиться. Выкладывайте всё. Всё без утайки.

Опять плакала дочь паровозного механика Юлия Михайловна Филатова… Наконец сказала:

– Хорошо, товарищ председатель… Пусть меня убьют, но и верно, я не могу больше!..

Она рассказала все, что знала, начав с Иркутска.

Потом отвечала на вопросы и снова плакала. Прецикс, заложив руки за спину, ходил по комнате. Пономарев вел протокол.

– Вы, товарищ председатель, наверное, сейчас всех их арестовывать начнете… А они и в тюрьме убьют меня.

– С чего это вы о тюрьме заговорили? Вы думаете, что на основании заявления такой плаксы можно арестовать полсотни людей? А чем вы все это доказать можете?…

– Но я клянусь вам: все, о чем я говорила, – правда!

– Клятвы – в церкви. А у нас прежде всего – дело!

– Что же мне делать? – упавшим голосом спросила Юлия.

Председатель опять стал ходить по комнате, заложив руки за спину… Наконец круто остановился:

– Вот что, Филатова… Я хочу верить вам, хочу думать, что вы искренни… Ведь вы – дочь рабочего, черт побери! И ваш отец – коммунист.

– Что же мне делать, товарищ председатель? – повторила Юлия. – Я сделаю все, что вы прикажете!..

– Если так – добро! Давайте работать вместе… Сейчас я познакомлю вас, Филатова, с одной славной женщиной. Пойдемте вот сюда…

Они вошли в смежную комнату, и Юлия Михайловна зажмурилась. В комнате, над чайным столом, горела двадцатилинейная лампа-молния. Кипел самовар. Маленькая, хрупкая женщина, наливая Юлии Михайловне чашку чая, сказала деловито и ласково:

– Меня зовут Надежда Валерьяновна Седых. Мы будем встречаться здесь, на этой квартире.

Пономарев пояснил:

– Товарищ Седых – сотрудник Губчека. А теперь могу рекомендоваться и я: тоже сотрудник Губчека.