Сибирский папа
Шрифт:
Я подошла к Сергееву. Пока шла – пять шагов – сердце мое стучало изо всей силы, а я думала – обнять? Просто вежливо попрощаться? Сказать, что я в нем тоже разочаровалась, как мама когда-то? Или, наоборот, что я им все равно очарована – и его улыбкой, и его отношением ко мне, и тем глубоким родством, которое я почувствовала с первой минуты? Кто-то живет с родным отцом в одной квартире и родства не чувствует, а я… От обилия противоречивых мыслей у меня стало горячо в голове.
Я молча протянула ему руку.
– Вот так вы, значит,
Я не знаю, права ли была мама. И не знаю, права ли я. Но что-то мне подсказывает, что мы правы, думая сердцем. Сердце – плохой советчик? Не знаю. Голова иногда еще хуже. Особенно, когда надо решать так много сложных задач сразу.
Мама взяла меня за руку. И я неожиданно почувствовала, что она очень волнуется. Смеется, поет свою частушку и – волнуется? Рука у нее была совершенно ледяная, и я чувствовала, как мама слегка дрожит. Значит, для нее это тоже все не так легко, как она хочет показать.
– Я рада, что я с вами познакомилась, – искренне сказала я Сергееву. – И очень рада, что вы живы.
– Мы – это я? Нарочно подчеркиваешь расстояние?
Я помотала головой. Я против своей воли назвала его на «вы». Просто за моей спиной сидел сейчас Вадик, мой настоящий папа, за руку меня держала мама, на которую я всю жизнь обижаюсь, потому что я одинока и никому не нужна, потому что они любят друг друга, а я – так, рядом… как кот и пес… И это всё ерунда, которую я сама придумала.
– Ладно, Маш! – махнул рукой Сергеев. – Я сделал всё, что мог, чтобы ты поняла, что у тебя есть отец. А ты уж сама решай. Если хотите, сядем за стол, посидим, попьем кофе, чаю, вина, поговорим, расскажем друг другу что-нибудь веселое, позитивное…
– Например, как вчера Маша была убита горем? И как мы сюда летели постоять у закрытого гроба?
Я крепче сжала мамину руку, а она – мою. Как-то все утрясется и уляжется. Пока всё тревожно и непонятно. Понятно лишь одно – скорее всего, у меня сегодня есть то, что обычно называют счастьем. И было раньше, просто я не понимала этого. И, может быть, будет завтра. Если я смогу говорить «нет», слушаясь своего сердца.
– Как хотите, – пожал плечами Сергеев. – Жаль, что ты так настроена, Валя. И не настраивай, пожалуйста, Машу. Мы с ней, в принципе, нашли общий язык.
Я смотрела на Сергеева, понимая, что не скоро еще его увижу. Где правда? Какой он на самом деле? Он полюбил меня, любил всегда, совсем не зная, или я ни капли ему не нужна? И все, что он говорил и делал, – игра и что-то другое, чему очень не хочется искать слово?
– Я, Сергеев, – проговорила мама, – иногда сомневалась – а вдруг я все-таки была неправа. Спасибо тебе, ты мне ответил. Хорошо, что я от тебя ушла.
На секунду мне показалось, что мама и сейчас сомневается, говоря это. Но, может быть, это я была полна своими собственными сомнениями.
К нам неожиданно сзади подошел Вадик. Нет, не так. К нам неожиданно подошел папа. Почему я перестала
Папа приобнял нас с мамой за плечи. Я увидела этот быстрый взгляд Сергеева. Он кивнул и легко так выговорил:
– Привет!
– Привет, – слегка улыбнулся папа, поправляя очки.
Я видела, что он хотел еще что-то сказать и не стал. Они несколько секунд, показавшимися мне очень долгими, смотрели с Сергеевым друг на друга. Потом папа сжал наши плечи, а мама негромко сказала: «Пошли».
Я все-таки повернулась через пару шагов. Сергеев уже заходил во двор, разговаривая с кем-то по телефону, отмахиваясь от комаров, которых сегодня почему-то было очень много. Пока мы стояли, мне искусали все ноги и руки. Но казалось, что он так отмахивается от нас. Мол, давайте, идите, идите себе!..
– Я узнаю в тебе себя, Маня, – вдруг сказала мама. – И это радует. Как будто вижу себя двадцатилетнюю, решительную и крайне самостоятельную. Мне всегда казалось, что мои мама с папой так любят друг друга, что между ними не остается места для меня.
Я замерла. Мама услышала мои мысли?
– Что? Правильно? Я ж тебе говорила! – Мама обернулась к Вадику, то есть к папе. – Точно-точно. Мы всегда думали, что она радуется свободе, которую мы ей даем, а она на самом деле страдает от одиночества. Да, Мань? Одиночество абсолютно счастливого и любимого ребенка? – Мама крепко-крепко меня обняла.
Я прижалась к ней головой и опять оглянулась на дом. Ведь не мог он просто так уйти? Мог. Ушел. И ворота за ним закрылись.
– Мне Сергеев подарил машину и землю.
– А Луну? – засмеялась мама. – Нет? Не подарил?
– Правда, мам!
– А где эта земля?
– Не знаю.
– А машина?
Я замялась.
– Там такая история… В общем, тоже не знаю.
– Мы тоже тебе приготовили подарок… – Мама с папой переглянулись. – Ну что, сказать?
– Маняша… – торжественно начал Вадик.
Мама закрыла ему рот ладонью.
– Нет, пусть приедет домой и сама увидит… Тебе понравится, – уверенно сказала мама и поцеловала меня в щеку. – Маняша, как хорошо, что ты у нас есть. Ты очень глупая, маленькая и очень умная и большая девочка. Я, может быть, не самая лучшая мама, но я тебя люблю больше всего на свете.
Я с подозрением посмотрела на маму. Да? Странно. Значит, любовь можно прятать. Вадик кивал каждому маминому слову, как будто точно знал, что она говорит правду.
Вот это – счастье. Просто его невозможно так же остро ощутить, как горе. Сегодня тепло и солнечно, рядом со мной молодые и здоровые родители, которые смотрят на меня с любовью, которые примчались сюда мне на помощь, все бросив, которые даже хотели усыновить Йорика… Кстати… Я с ним не попрощалась. Когда-нибудь свидимся, наверное.