Сибирский папа

Терентьева Наталия

Кажется, я задаю себе слишком много вопросов, на которые либо нет ответа, либо ответ совершенно невозможен.

Йорик!.. Я должна спасти Йорика, а не болтать сама с собой и не философствовать. Я трушу, поэтому начинаю думать на отвлеченные темы, я знаю за собой это свойство. Я ведь видела глаза этих отцовских «друзей». Особенно того, кто поначалу говорил со мной очень дружески. Огромного, грузного. В этих глазах – пустота и что-то, отчего становится жутко.

Пока я ждала такси, я быстро нашла Йорика ВКонтакте, это оказалось несложно. Был вчера утром… Успел поставить нашу с ним фотографию, послал мне запрос в друзья. И… И дальше что? Был у него вчера телефон, когда он прибежал ко мне в автобус?

Кажется, да. Он сидел с телефоном в кафе… Или нет. Не знаю, не помню. В любом

случае, сейчас телефона у него явно нет, иначе бы он давно дал как-то о себе знать, и связи с ним никакой.

Как я смогу попасть в дом отца или хотя бы во двор? Понятно, что охранникам даны приказания меня не пускать. Территория у Сергеева огромная, и забор соответствующий.

– Маша!.. – Кто-то окликнул меня сзади.

Я обернулась. Сзади меня стояла та милая китаянка, Байхэ. Как давно это всё было – мировое правительство, митинг, кутузка, куда нас привезли… Как в другой жизни, между ней и настоящим пролегла непреодолимая черта.

Я поняла, что Байхэ что-то меня спросила.

– Что?

Китаянка немного смутилась.

– Ты волнуешься? У тебя всё хорошо?

– Да. То есть… – Я помедлила. Как бы мне хотелось сейчас все рассказать этой милой и искренней девушке. И взять ее с собой. Но рассказать я не успею – подъехало такси. А взять с собой не имею права. Ведь я не знаю, что меня там ждет.

– Не волнуйся! Береги себя! – неожиданно сказала Байхэ, как будто чувствуя мое внутреннее состояние.

– Спасибо, – искренне сказала я. – Давай с тобой общаться, когда мы вернемся домой.

– Конечно! – воскликнула она, и мне стало на секунду тепло и хорошо.

Таксист, который меня вез, несколько раз как-то очень нервно взглядывал на меня в зеркало, как будто что-то хотел спросить или сказать. На выезде из города нас остановила дорожная полиция, просто так, для проверки документов таксиста. И полицейский тоже очень внимательно на меня взглянул. Хотя ничего не спросил. Мне стало еще более тревожно. А что такое? Со мной что-то не так? Я внимательно посмотрела на себя в экран телефона. Нет, вроде всё нормально. Не всклокоченная, лицо ничем не испачкано, побаливает рука, которую мне повредили позавчера, но они об этом не знают.

– Хотите тут у нас свои порядки навести? – спросил таксист, когда мы отъехали от поста.

– Что, простите? – не поняла я.

– В газетах и в Интернете ваши фотографии. Из Москвы приехали, хотите взять власть? Бесполезно. У нас тут такие люди власть в городе и всё вокруг держат… Съедят живьем и косточки выплюнут.

– Вы о нашем митинге? – догадалась я.

– Ага.

Немолодой шофер стал дальше рассуждать, рассказывать о мэре, губернаторе, а я в это время попыталась найти в Интернете то, о чем он говорит. Я вроде не была среди лидеров, почему там мое фото? Да, вот. Как странно снято… На самом деле, как будто я активнее всех кричу, все на меня смотрят… Что это за момент выхвачен? Мало ли каких моментов не было, когда приехали силовики, и росгвардейцы стали поливать нас водой. Я листала разные страницы новостей, и там везде были такие фотографии, точнее, это одно и то же фото, только мельче или крупнее. Случайно ли это? Или те же люди постарались? Зачем? Я ничего не понимаю.

«Мария, открой дверь!» – появилось на экране монитора. Категорическое требование и далее – сердечки с букетами.

Ага, вот и Кащей проснулся и пошел устраивать свои дела, не дожидаясь, пока встанет Гена и начнет ему мешать. Как жестоко и четко моя голова это сформулировала. А у меня ведь вдруг что-то екнуло внутри… Что может ёкать по отношению к человеку, который мечется между тремя женщинами и даже не скрывает этого? Который просто взвился до потолка и никак не мог успокоиться, когда узнал, что я отказалась, не думая, от всех материальных благ, которые, наверное, мне причитаются после смерти Сергеева. Причем тут только он? Я не уверена, кстати, что я правильно сделала – я была в шоке в тот момент. В любом случае у Сергеева есть еще сын, и мне кажется, что ему точно нужна моя помощь. Сейчас утром, на трезвую голову, мне совершенно ясно, что эти два человека хотят сами распоряжаться всеми деньгами Сергеева, и Йорик им просто помеха. Со мной они расправились быстро, потому

что я растерялась.

«Мария! Что за детские игрушки? Открой, мне нужно тебе кое-что сказать!..»

Стоит ли объяснять Кащею, что я уехала в дом отца? Мне не хотелось, чтобы он рванулся за мной. Хотя кто мне сказал, что он полезет туда, где опасно?

Я вышла на всякий случай не у самого дома, попросила шофера проехать мимо, увидела, что у ворот стоит какая-то невзрачненькая машина. А что делается за высоким забором, увидеть невозможно. Скорее всего, у Сергеева по всему периметру участка есть камеры – раз уж у него такая жизнь. Была такая жизнь. Не хочется мне думать, что он занимался чем-то противозаконным. Трудно, конечно, предположить, что в нашей стране сейчас можно заработать большие деньги честным образом… Но если производить что-то нужное… очень нужное… Хотя сам Сергеев смеялся, что то, что он продает, лучше даже и не производить.

Я присмотрела высокое дерево, большие ветки которого протягивались прямо к высокому забору. На него оказалось довольно легко залезть. Давненько я не залезала на деревья. Голова, как это часто бывает, совершенно некстати вдруг напомнила мне, как я маленькая любила сидеть на огромном дереве за нашим участком на даче, там так переплелись ветки, что получался целый домик, куда я приносила кукол с одеялками, а Вадик приходил ко мне «в гости». Стучался внизу, спрашивал, можно ли войти, залезал на ветку ниже, протягивал оттуда мне «гостинцы» – печенье, сладости. На самом деле я сама приглашала родителей приходить ко мне в гости, но приходил только Вадик, мама смеялась и отмахивалась, говорила, что она упадет с ветки, и что мы обе уже слишком большие для таких игр.

Мгновенно вспыхнувшая в голове картинка моего еще близкого и одновременно такого уже далекого детства исчезла, потому что где-то за забором раздался крик. Кричал ребенок, кричал громко и отчаянно: «Нет! Не-е-е-ет!..» И мне показалось, что это Йорик. Но ведь не мог же там появиться другой какой-то ребенок за один день.

Я быстро, без раздумий перелезла на самый край ветки, оттуда очень хорошо просматривалась территория поблизости. И еще отчетливо было видно, что по верху кирпичного забора идут три параллельных провода – так, что наступить на него невозможно никак. С той стороны у забора был низко постриженный газон и кусты с мелкими розовыми цветами. Я присмотрелась – шиповник? Да, похоже. Ну что ж. Главное, сгруппироваться и ничего не сломать от прыжка. И постараться не ободрать лицо, то есть прыгать как можно дальше. И – прыгать, а не падать. Этому меня когда-то учил Вадик. Если бежишь и сил больше нет, то надо бежать изо всех сил, а не тащить ноги. Заставлять себя отрываться от земли, чувствовать тот момент, когда ты на миг словно преодолеваешь гравитацию, и силой мысли заставлять свое тело бежать. И так же с лыжами. Если очень страшно ехать с горы на лыжах, оттолкнись сильнее, не позволяй силе инерции себя увлечь, не теряй власти над своим движением, и тогда ты не упадешь. Вот сейчас почти как на лыжах – когда страшно и ты знаешь, что тебя неотвратимо понесет, но ты должна устоять на ногах. «Давай, Мань, ты сможешь!» – как будто услышала я сейчас голос Вадика.

Я собралась с духом, проверила, что карман, в котором лежал телефон, закрыт, застегнула повыше молнию куртки и, преодолевая страх, который появился где-то в области солнечного сплетения и стал подниматься к горлу, прыгнула.

Наверное, я хорошо представила себе, как надо сгруппироваться, потому что я никогда раньше не прыгала с такой высоты, но приземлилась вполне удачно, на бок, почти не ударившись о землю и в нескольких сантиметрах от пышного колючего куста шиповника. Траву, судя по всему, недавно косили – жизнь продолжается, и садовник работает, хотя хозяев уже нет. Трава была скошена ровно-ровно, как низкий плотный ковер, и очень сильно и свежо пахла. Ближе к кустам осталось несколько маленьких голубых цветов и листья земляники. Если не косить так низко, то здесь будет лесная лужайка, с цветами и земляникой. Я стряхнула букашку, залезшую мне в рукав, и осторожно встала. Мне были видны окна. Я постаралась понять, какая же это часть большого особняка, какие окна могут сюда выходить.