Сибирский триллер. Том 1: Жаркое лето 95 года
Шрифт:
Черепанов щелкнул выключателем, и комната освещалась только светом из прихожей, что создавало в комнате интимную остановку.
— Нет, нет, — прошептала она, уклоняясь от его поцелуев и отходя дальше в комнату. — Разве мы так договаривались?
Отступая в глубь комнаты, она наткнулась на диван. Дальше ей отступать было некуда и он, обняв её, стал жадно осыпать поцелуями её лицо, шею, обнаженные плечи. Она слабо защищалась, чем ещё больше возбуждала его. Черепанов впился поцелуем в её губы, а она, пытаясь выскользнуть из его объятий, споткнулась и села на диван. Он тотчас же сел рядом и, опрокинув её на спину,
— Боря, что вы делаете? Прошу вас, не надо, — шептала она, слабо сопротивляясь, и это ещё больше его возбуждало.
Он уже не мог остановиться и начал расстегивать свою рубашку. На рубашке было много пуговичек и, он, быстро потеряв терпение, переключился на брюки. В брюках заело молнию, и он не смог их сразу расстегнуть. Лера вспомнила фразу из знаменитого фильма — «брюки расстегиваются, расстегиваются…». Он был такой неловкий и неопытный любовник, что ей стало смешно, но она удержалась, так как понимала, что может всё испортить. Черепанов, наконец, сбросил брюки и навалился на неё, целуя её в губы, но Леру это нисколько не возбуждало. «Любовник он вообще никакой», — подумала она, и когда он ею овладел, притворно застонала. Снова ей назойливо лезли в голову смешные мысли, и она подумала, как бы это выглядело, если бы она заснула во время его суеты. Закусив губу, чтобы не рассмеяться, она постанывала в такт толчкам, выгибала спину и всячески изображала страсть. Наконец Черепанов затих и лег на спину рядом.
— Тебе было хорошо, Лерочка? — тихо спросил он.
«С таким эгоистом будет хорошо! Только себя и удовлетворил», — разочарованно подумала Лера. Она ожидала большего — пылких объятий, сжигающей страстной любви, а получилось всё быстро и обыденно, она даже не успела возбудиться. Но надо было играть роль и она, выдержав паузу, прошептала:
— Что я наделала? Как я теперь мужу в глаза посмотрю?
Черепанов, не ожидавший этого, сразу не нашелся что сказать. Он повернулся к ней и, поцеловав, прошептал:
— Лерочка, а надо ли об этом говорить мужу? Он тебе обо всем говорит?
Она поправила платье, закрыв подолом колени и, вздохнув, пожаловалась:
— Он мне изменяет на каждом шагу, но я не могу на него ориентироваться. У меня свои взгляды. Однако то, что между нами сейчас произошло… Ведь мы хотели только чай выпить! Какая я все-таки глупая!
— Что такого страшного произошло? Всё это вполне естественно. Мы испытываем глубокую симпатию друг к другу, и мы, в конце концов, не дети. Разве есть что-то неестественное в этом?
— Боря, ты поедешь в гостиницу или останешься у меня?
— Не выгоняй меня, я хочу остаться с тобой!
Лера поцеловала его и, наклоняясь, прошептала ему на ухо:
— Как же я тебя теперь выгоню? Всё равно уже ничего не изменишь. Я сейчас пойду приму душ, а потом постелю нам в спальне, а ты за это время тоже примешь душ. Хорошо, милый?
— А почему бы нам вместе не принять душ?
— Я при свете не могу, я очень стеснительная.
— Я это понял. У тебя, вероятно, на стороне ещё не было связей?
— А у тебя много было?
— Я бы не сказал, что много… Но ты другое дело. Ты особенная, и имя очень редкое. Я таких, как ты, ещё не встречал.
Лера внутренне улыбнувшись, подумала, что у него, кроме жены, пожалуй, никого
— Боренька, милый, я пойду в душ.
Он с сожалением отпустил её руку и она, сбросив на пол платье, легкой походкой, покачивая бедрами, пошла в ванную. Приняв душ, они легли в постель на чистую хрустящую, накрахмаленную простыню, приятно пахнущую свежестью. «Она и хозяйка прекрасная», — подумал он и обнял её. Он целовал её грудь, посасывая набухавшие соски и лаская её тело, и Лера постепенно возбуждалась. «А он неплохой мужик, — подумала она, — неиспорченный и, возможно, это для него не просто приключение. Возможно, даже у нас с ним сложатся более серьёзные отношения, как и говорила Неля?»
Она почувствовала, как заиграла в ней кровь и хотела, чтобы он продолжал ласки, и была немного разочарована, когда он навалился на неё. Он бурно овладевал ею, а ей хотелось растянуть удовольствие, и она шепнула ему на ухо:
— Не спеши, милый, — но почувствовала, что уже поздно и это разочаровало её. «Как же он не понимает, что нас двое, — с досадой подумала она. — Разве можно в сексе быть таким эгоистом?»
Лера лежала с закрытыми глазами, чувствуя, как начинает болеть у неё низ живота из-за неудовлетворенного желания, а Черепанов целовал её лицо и шею. Он неоднократно слышал от приятелей, что женщину после акта надо ещё некоторое время ласкать, поэтому он слегка сжимал её грудь и играл сосками. Лера открыла глаза:
— Я не представляю, как мы утром посмотрим друг другу в глаза. Я изменила своему мужу, ты изменил своей жене. Это очень плохо, Боря, когда изменяют.
— Я не считаю, что это катастрофа. Проблема любовников и любовниц существует столько, сколько существует человечество. Разве в том, что между нами произошло, есть что-то неестественное?
Лера читала как-то в одной статье, что физический контакт с понравившимся человеком вызывает слишком бурный всплеск эмоций, и для малознакомых людей, а они с Борисом, в сущности, такими и были, такой перепад эмоций может оказаться губительным. Они перестают понимать свои истинные чувства: их тянет друг к другу, они испытывают наслаждение во время секса, но потом вместо нежности и тепла ощущают вдруг неловкость и напряжение. Секс, вместо того чтобы стать шагом к новым, более доверительным отношениям, может разрушить неокрепшие чувства, и после ночи любви их может ожидать неприятное состояние, которое психологи называют «утренним синдромом». Тем более что любовником он оказался никудышным.
Борис вызывал у неё неоднозначные чувства: он был ей ближе духовно, чем физически. Он был совершенно неопытен, но и у нее это была первая измена мужу. Он, несомненно, интеллигентный и тактичный человек, и она надеялась, что их связь перерастёт в дружбу, а там, возможно, и во что-то большее, как говорила Неля. И, может быть, её скучная унылая жизнь приобретёт новое звучание, заиграет новыми красками? Возможно, они проснутся утром и не захотят расстаться? А может быть и наоборот — им станет так неловко, что они больше не захотят друг друга видеть?