Сибиряки
Шрифт:
— Чего я тебе не прощу, Оленька. Береги себя… — дрожащей рукой перекрестила она свою любимицу, вцепилась в нее, прижалась к ее груди лицом и отпустила…
…В поезде Ольгу уже ждали.
— Ну вот и все в сборе, — довольный своевременной явкой Червинской, сказал начальник поезда. — Я ведь, грешным делом, чуть вас из списка не вычеркнул, Ольга Владимировна.
— Почему же, Сергей Сергеевич?
— Приказано было не задерживать, если вы… Да вот вы и вернулись.
Ольга поняла, на что намекал ей начальник поезда, куснула губу. К составу подошел паровоз, дернулись,
Домой Лешка вернулся с пустым железным сундуком, в котором хранил слесарные инструменты. Пришел туча тучей и сразу же стал укладывать в ящик свои немудреные пожитки: смену белья, сшитый Фардией Ихсамовной костюмчик, теплые носки.
— Ты куда собираешься, Леша?
— В командировку, мама.
— Какую командировку?
— Обыкновенную… в Качуг.
— Почему раньше не сказал мне? Я бы тебе чемодан купила… Ай-ай, таких маленьких в командировки посылают! Надо Нуму спросить…
— Не надо, мамочка! Другие же едут, правда?
Лешка старается не глядеть в глаза матери, но говорит бодро, будто ничего не случилось. Фардия Ихсамовна, ахая и жалуясь на войну, помогла уложить вещи, сунула в сундучок мыло, зубной порошок, хлеб, сахар, сало, — только что отоварила карточку мужа, — накормила Лешку на дорогу его любимой картошкой «фри».
— Отца бы подождал, Леша, обещал к десяти дома быть…
— Нет, мамочка, скорей надо.
Лешка особенно вежлив с Фардией Ихсамовной, но по-прежнему избегает ее взгляда, прячет глаза. Перед уходом заперся в своей комнатке, написал на вырванном из тетради листке:
«Мамочка и папочка Танхаевы. Спасибо вам за все, за все, большое. Я уехал на фронт и буду кровью смывать свое позорное пятно. Это я один виноват, что Вовка Поздняков помирает. А если меня не возьмут на фронт, я буду смывать свое позорное пятно трудовыми подвигами.
До свиданья, мамочка и папочка Танхаевы.
Лешка перечитал письмо, подчеркнул: «я один виноват, что Вовка Поздняков помирает», запечатал письмо в конверт, спрятал за пазуху.
Фардия Ихсамовна проводила Лешку до угла и ждала, пока он не перешел улицу и не скрылся за домом. Там Лешка постоял, выглянул, убедился, что Фардия Ихсамовна ушла, вернулся и, спустив письмо в щелку в заборе, — в почтовый ящик во дворе, — быстро зашагал в ночь, в сторону центра. Оттуда машины часто идут в Иркутск-2, а там на попутный товарняк — и на запад!
Лешка все-все учел, все продумал заранее: и что на пассажирском вокзале показываться нельзя, — сразу сцапают! — и в городе нельзя оставаться, а тем более дома: прознают, что Вовка помер, приедут на «воронке» домой — и каюк Лешке! И папу Нуму затаскают, еще и с работы попрут. А тут ушел — и дело с концом: вот письмо, вот сам во всем признается, и родители ни при чем. Все учел Лешка! Только бы скорей удрать из города, пока не хватились.
Лешке повезло: первая же грузовая довезла его до самого Военного городка. А еще через полчаса Лешка был уже во втором Иркутске. Оставалось незамеченным добраться до товарной площадки, где
В восемь утра Поздняков был уже на воинском складе: вчера прочитал объявление в газете, что продаются для автохозяйств города старые танковые колеса «гусматики». Почему бы не попытаться заменить ими шины хотя бы на полуприцепах? А упустить случай — со всех автохозяйств, как воронье, слетятся на воинский склад руководители, расхватают. Тут ни медлить, ни доверять другому кому нельзя. И Поздняков прямо из больницы умчался во второй Иркутск.
Поздняков не ошибся: у конторы склада уже стояли пикапы, полуторки, эмки. Поздняковский ЗИС-101 пристроился к их шеренге. В барачного типа конторе людно, хотя до начала работы еще около часа.
— А, король автомобильный прибыл! Проспал, ваше величество, вот за слюдфабрикой пристраивайся. Очередь, брат, как за хлебом!
— Здравствуйте! — обращаясь сразу ко всем, буркнул Поздняков. — Что за гусматики такие? Кто видел?
Человек в козьей дошке приблизился к Позднякову.
— Здравствуйте, Алексей Иванович! Колесиками интересуетесь?
— Да, колесами.
— А что ж, на безрыбье, говорят, и рак — рыба. Диски переделывать надо, а резина ничего, крепка. На телеги пойдет…
— Много ль их?
— Гусматиков? Да, говорят, что-то сот восемь… Нам с вами, похоже, не достанутся — очередина-то… — он показал рукой на толпившихся в коридоре представителей организаций.
«Восемьсот — это же мне одному мало, — соображал Поздняков. — А как бы хорошо обуть ими полуприцепы… До прихода начальника склада 55 минут…»
Поздняков вышел из конторы, подозвал Ваню.
— Товарищ Иванов, вы как-то отвозили домой военпреда…
— Бутова, Алексей Иванович?
— Бутов — помощник военпреда, а военпред… Вы его отвозили домой во второй Иркутск…
— Точно! — вспомнив, обрадовался Ваня. — Во второй! Михлин его фамилия…
— Едем к нему! Быстро!
Военпреда дома не оказалось.
— Где же он? — с отчаянием спросил Поздняков женщину, открывшую ему дверь.
— Квартирант-то? Должно, в столовке еще…
— В какой столовке?
— А вона туда поедете, так за уголком… Закрытая она, столовка-то, для военных…
Но Поздняков уже садился в машину. В столовой он встретился с военпредом нос к носу.
— Здравствуйте, товарищ Михлин.
— Простите…
— Поздняков. Начальник управления Северотранса. Вы были у нас по поводу ремонта ваших машин…
— Ах да, да, — узнал Позднякова военный. — Вы еще, помнится, меня буквоедом назвали…
— Не назвал бы, не вспомнили, — улыбнулся Поздняков. — Помогите и нам, товарищ Михлин…
Они вышли из столовой.
— Чем же я должен помочь?
— Наша транспортная организация — самая крупная в Иркутске. Мы обеспечиваем грузами Якутию, золотые прииски… Да вот, пожалуйста, полюбуйтесь. — Поздняков достал приготовленные им с вечера прошлогодние телеграммы, показал Михлину. — Я боюсь, что в этом году нам придется еще туже, чем в прошлом. И в основном из-за резины. А на военном складе есть восемьсот танковых колес…