Сицилианская защита

Симонян Карэн Арамович

– Что интересно?

– Часто человек, считая, что от него ничего не зависит, что он обыкновенная песчинка, даже не подозревает, что являет собой большой камень в стене здания. Однако я разболтался. Неужто всего с рюмки так разобрало?

– А знаешь, давай-ка еще по одной?
– предложил Ваган.

– Давай. На рынок я. сегодня уже все равно не ходок. Очень хотелось абрикосов. Я бы килограммов десять купил и ел бы их с хлебом и сыром по утрам. А то выхожу из дома такой голодный, даже работать не могу. Ты пробовал есть абрикосы с хлебом и сыром?

–

Никогда... Арус,- крикнул Ваган,- ребенок напрудил!

– Думаю жениться, Ваган!..- брякнул я.- Одиночество не для меня.

– На Седе?

– Да!

– А она согласна?

– Я ей еще ничего, не говорил. Хочу верить, что согласится. Ты не представляешь, какая она. Ведь не знаешь ее. Между прочим, может, помнишь, Седа как-то целое воскресенье была здесь? Тогда ты так и не зашел к нам. А жаль.

– А как же Асмик?..

– Мы в тот день до вечера провозились с моими сорочками. Собирались вместе пообедать в "Арагиле", и не вышло. Но вечером посидели в кафе "Араке".

– Я там никогда не был,- сказал Ваган.

– Как-нибудь пойдем все вместе: я, ты, Арус и Седа. Отлично проведем вечер. Ладно?

– Сходим. Только угощать буду я. С меня магарыч - приняли мое рацпредложение.

– То, с которым не соглашались?

– Да.

– Ты сумел убедить, что заработает?

– И заработал,- сказал Ваган.-Мне наш инженер очень помог.

– И сколько вам дали?

– Мне только одному дали...

– А ты, я помню, говорил, инженер на премию зарится?

– Чущь я болтал. Он оказался парень что надо. Сделал мне все расчеты. Идею, говорит, жалко. Я сдуру спросил, сколько с меня причитается. Так он сначала остолбенел, а потом просто взбесился и даже послал меня куда подальше, хотя, обычно никогда не ругается. Допек я его - не камень, не выдержал.

– Смотри, в другой раз так не оконфузься,- сказал, я.

– Ну уж нет. Хватит с меня. И так чуть было сквозь землю не провалился.

– В том-то и дело, что в хороших людей мы не сразу верим. Наслушаемся о подлостях иных особей и думаем, что все такие, только мы хорошие. Давай-ка еще по одной за всех хороших, честных людей,. Их, слава богу, больше, чем подлецов. В этом я твердо уверен!..

– Не знаю...

– Люди, в общем-то, ведь плохо разбираются друг в друге. Вот ты. Разве ты знаешь меня?

– Как же не знаю? Бок о бок живем!..

– Тебе только кажется, что ты меня знаешь.

– Ну, пошло-поехало!
– развел руками Ваган.- Слушай, а что ты сегодня собираешься делать?

– Не решил еще. Хотел, абрикосов...

– Знаю. А потом?.. Наверное, к Седе пойдешь?

– Да нет... Дел полно. Доклад надо доработать.

– В общем, так - хорошо начали, хорошо кончим. Раз ты сегодня дома, то и пообедаем вместе. Есть, Левон-джан?

– Ты меня ставишь в неудобное положение...

– Что еще за положение?.. Придумал тоже... Я шашлык задумал - вчера барашка купил. У брата, думаю, сделаем. У него удобнее - сад при доме. Как ты на это смотришь?..

– Как, хочешь, Ваган.

– Левой... К тебе гость,- послышался

голос Арус.

– Интересно, кто там?
– я поспешил в коридор.

Это был Саркис.

ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ

Меня постоянно мучает бессонница, и я никак с нею не расправлюсь. Знаю, что можно бороться с нею, если считать про себя: один слон плюс два слона будет три слона, два слона плюс три слона - будет пять слонов, и так далее. Иногда считаю до тысячи тысяч, а толку никакого. Кто-то, может, и засыпает таким способом, а я нет. Только в счете поднаторел.

...Восемьдесят девять слонов плюс сто сорок четыре слона - будет двести тридцать три слона.

...Через пару лет мне стукнет тридцать. И до сих пор я не совершил ничего такого, чем можно было бы оправдать тридцатилетний отрезок жизни. Учился, потом работал...

Стал, как говорят, самостоятельным человеком. Человеком, который может прокормить себя и достичь определенной степени благополучия. Но не затем же живет человек, чтобы только прокормить себя? От моего существования еще никто ничего не выиграл и не проиграл. Иначе говоря, есть я в этом мире или нет - все одно. Тогда какая разница между мной и амебой или инфузорией-туфелькой?

...Сто сорок четыре слона плюс двести тридцать три слона - будет триста семьдесят семь слонов.

...Вдруг четко ощущаю, что мое "я" начинает раздваиваться. Не знаю, как это явление называется в психиатрии, да и неважно, потому что, думаю, никаких симптомов душевной болезни у меня пока не наблюдается.

Странно только, что, раздваиваясь, моё "я" становится моим детством. Я встречаюсь с ним, вижу свое детство.

Оно появляется совсем неожиданно. Поднимаю глаза и вижу у своей кровати маленького мальчика.

...Шестьсот десять слонов плюс девятьсот восемьдесят слонов - будет тысяча пятьсот девяносто слонов...

На мальчике брюки чуть ниже колен. Их называют брюки гольф. К таким надевают узорчатые носки до колен.

У мальчика нет носков. На нем старенькие, отцовские, которые он раскопал в узле со всяким хламом. Носки очень велики мальчику. Зато у него необыкновенная рубашка. Из настоящего шелка. Мать сшила ее из остатков. У матери мальчика, портнихи Вардуи Давтян, много заказчиц. Они приносят дорогие отрезы на рубашки. Мать кроит так искусно, чтобы непременно выгадать и на рубашку для сына. Сын уже пробует зачесывать волосы назад, но это ему еще никак не удается. Он смачивает их водой, старательно укладывает, но, высохнув, они все равно дыбятся. Я хорошо отношусь к этому мальчику и чуточку жалею, его.

– Здравствуй, - вежливо говорит он, потому что так учила его мать.

– Здравствуй, - отвечаю я.-Ты снова вернулся?

– Я всегда с тобой,- отвечает он.- Разве человек когда-нибудь расстается с детством?

– Нет, не может расстаться.

– Ты не тоскуешь по мне?
– спрашивает он.

– Тоскую. И часто жалею, что ты стал уже прошлым. Жалею... Ты все тот же ребенок, но вот я сделался взрослым, оставив тебя там, в своем прошлом.

– И как часто ты жалеешь об этом?