Сидни Чемберс и кошмары ночи
Шрифт:
Бенсон усмехнулся:
— Угадали.
— Вы взяли верх над разложением и распадом, любите красоту. У вас есть дети?
— Нет.
— Я провел много часов в беседах с родителями, которые никак не могут смириться с мыслью, что их отпрыски выросли, стали взрослыми и больше им не подвластны. Они бы, наверное, хотели, чтобы дети навсегда остались маленькими.
— Вероятно.
— Вы знакомы с Абигайл Редмонд?
— Кто она?
— У ее приятеля «Триумф-Роудстер». Она была с ним, когда мы с вами впервые встретились, и я решил, будто вы подстрелили сову.
— Ах,
— Согласен.
— Я пытался поговорить с ней, но ей взбрело в голову, что я готов на нее накинуться.
— А вы не хотели?
— Конечно, нет!
— Прошу прощения, — примирительно промолвил Сидни. — Я не знаком с вашими обстоятельствами.
— Особенно не с чем знакомиться. Я не самый легкий из людей.
— Наверное, проводите много времени наедине с собой? Наблюдаете, затаившись в лесу?
— На это требуется терпение.
— Глаз стал острым и способен различить признаки жизни и движения?
— Что вы хотите сказать?
— Поскольку живете близко от бензоколонки, хочу спросить, что вы делали в тот вечер, когда произошел пожар? Вы видели огонь?
— Прекрасно видел, но только после того, как дом запылал. — Бенсон немного помялся и посмотрел на священника: — Вы намекаете, что поджог совершил я? У Мардена висела лучшая из моих оленьих голов, и я ему уже заплатил за мой следующий каталог. С какой стати мне понадобилось бы уничтожать его жилье?
— Я этого не утверждал.
— Странная у вас манера разговаривать, каноник Чемберс.
— Напрасно я вам докучал.
— Да, — кивнул Марден, надел очки и зажег паяльную лампу, готовясь обжечь голову крокодила.
В этом человеке не было ничего привлекательного: он не следил за своей внешностью, и его не заботило, какое впечатление он производит на окружающих. А интересовали только животные и юные девушки.
Направляясь к выходу, Сидни прошел мимо сидящей на лугу очковой каравайки, размещенной вместе с лугом в прямоугольном коробе. Далее следовали панорамы с участием морских птиц: тупик, гагарка, кайра и краснозобая гагара. От этого выставленного напоказ безжизненного сборища Сидни пришел в уныние. Но хотя бы его собака бурлила энергией, и ее безграничный энтузиазм поддерживал хозяина. Диккенс тщательно обнюхал низенький столик с африканским серым попугаем.
При виде этой картины Сидни вспомнил одну из своих самых любимых историй. Однажды приятель рассказал ему о похоронах дяди. Его тетя настояла, чтобы среди скорбящих был и любимый попугай ее мужа. Но когда гроб незабвенного хозяина после службы стали выносить из церкви, птица завопила во все горло: «Вставай! Подъем!»
На следующее утро Сидни поддался странному капризу: покупая «Таймс», снял с полки экземпляр журнала «Салтри» и положил рядом с газетой.
— Вы уверены, что выбрали то, что хотели? — обратилась к нему продавщица. Печатной продукцией торговала тетя Абигайл Редмонд, Роузи.
— Провожу кое-какое расследование.
— В
— В области современной морали.
— И чтобы ее понять, собираетесь читать эту муть?
— У меня сложилось впечатление, что журнал «Салтри» популярен среди молодежи.
— Не только среди молодежи, вот в чем проблема.
— Тогда тем более я должен заглянуть в него, хотя не собираюсь вдаваться в детали — просто чтобы получить общее представление.
— Уверена, что вы можете представить все, что там есть, не глядя. Мы заказываем всего два экземпляра — в конце концов, у нас же приличная деревня. Один я оставляю для таксидермиста, а от второго, если хотите знать мое мнение, я только рада избавиться.
— Будьте любезны, никому не рассказывайте, что журнал купил я.
— Это будет нашим секретом, каноник Чемберс.
Сидни понимал, что никакие секреты в их деревне невозможны — к обеду новость облетит весь Гранчестер, и ему придется выкручиваться. Зачем ему понадобился этот журнал? Какое-то безумие. Вернувшись домой, Сидни заварил себе чаю.
Дожидаясь, пока закипит чайник, он пролистал «Салтри». Издание показалось достаточно безобидным. Но вдруг у него екнуло сердце: он наткнулся на фотографию знакомой девушки. Подпись утверждала, что это Кэнди Свит, но Сидни узнал в ней подружку Гари Белла Абигайл Редмонд.
«Я никому не позирую» — так она говорила.
Абигайл была единственной дочерью Хардинга и Агаты Редмонд — известной фермерской семьи, владевшей большими участками земли между Гранчестером и Бартоном.
Ее мать состояла в цветочной гильдии, и именно от нее Сидни достался лабрадор Диккенс. Сидни полагал, что Абигайл уже окончила школу, и задавался вопросом, одобряют ли родители ее связь с Гари Беллом, если вообще знают о ней. Он решил, воспользовавшись предлогом, зайти к ее матери и задать несколько вопросов.
Фермерский дом стоял на восточной стороне большого мощеного двора, где находились также навес для дойки, амбар с сеном и хозяйственные постройки разной степени ветхости. Как только они с собакой вошли к Редмондам, разогнав клюющих в тени кур, подбежали два черных лабрадора и джек-рассел-терьер. Из крана на камни под ногами лениво падали капли воды.
Только-только перевалило за полдень, и Агата Редмонд занималась выпечкой хлеба. Она предложила гостю чаю, ломтик бисквита и объяснила, что муж уехал на маслобойню, а Абигайл отправилась навестить кузину Анни. Агата доверительно сообщила, что уследить за дочерью теперь непросто, и Сидни подумал, уж не является ли этот визит к кузине отговоркой для чего-нибудь иного.
— Дочь поступает в сельскохозяйственный колледж, — продолжила Агата, — хотя я не вижу в этом смысла. Сама кого угодно научит — прекрасно знает, как ведется работа на ферме.
— Полагаю, здесь все сложнее, чем кажется на первый взгляд.
— Она могла бы изучать финансовую сторону дела, но у нее и самой голова на плечах.
— Так вы считаете, что она останется работать на ферме?
— А чем ей еще заниматься?
— И ничего иного не говорила?
— К чему вы клоните, каноник Чемберс?