Сидни Чемберс и кошмары ночи
Шрифт:
— Или шапочный трюк, — произнес Сидни.
Энни Томас была раздавлена новостью. Сидни сидел с ней летним днем за столиком ресторана, где было так жарко, что воздух, казалось, колебался перед глазами. Энни только недавно стала выходить из комнаты Зафара. С похорон она не появлялась на улице, помогала в ресторане, работала в кухне, сторонилась незнакомых и родных — всех, кто мог напомнить ей о случившемся, и жила так, словно ничего не произошло и ее суженый
— Мать же знала, что я его убиваю. Как это жестоко!
— Извращенный ум.
— Нам надо было сбежать отсюда и пожениться.
— Тебе угрожали или предупреждали до этого?
— Постоянно. Мои родные — расисты, иного я о них сказать не могу. Но не думала, что они решатся на расправу. Нас считали приличной семьей, добропорядочными людьми. Как они могли настолько меня ненавидеть?
— Вряд ли они испытывали к тебе ненависть.
— Было бы лучше, если бы я сама себя убила. Тогда не умер бы Зафар.
— Ты не должна так думать.
— А как мне еще думать, каноник Чемберс? Я виновата во всем.
— Нет.
— Зафар умер из-за меня. Если бы мы с ним не познакомились, он бы до сих пор был жив. Вот что не дает мне покоя. Вы же с самого начала знали, что что-то надвигается? В этом месте, каноник Чемберс, есть нечто неправильное. Почему люди совершают такие поступки?
— По разным причинам, — ответил Сидни. — Отчаяние, одиночество, месть.
— Месть за что?
— За свои упущенные возможности. Месть жизни. Месть судьбе.
— Что же нам делать?
— Все-таки стараться что-то исправить. Оставить мир лучше, чем был тот, в который мы пришли. Ты уже свою лепту внесла.
— Какую?
— Люди запомнят то, что случилось. Полюбив Зафара, ты всем доказала, что жизнь можно изменить. Они задумаются о том, на что способна любовь.
— Но ведь уже поздно.
— Не поздно для всех нас. Не поздно для тебя. Твоя любовь не умрет, Энни.
Она встала и в упор посмотрела на священника.
— Вы так считаете?
— Да.
Сидни накрыл ладонью ее руку. Энни опустила голову, но руку не отдернула. Говорить было больше не о чем.
Рози Томас и Эндрю Редмонд избежали смертной казни, но их приговорили к пожизненному заключению. Через несколько недель после суда Сидни, возвращаясь со станции, встретился с инспектором Китингом. В последнее время они часто виделись и готовились, как обычно, выпить в четверг в «Орле», но случайная встреча, когда не надо было обсуждать ничего срочного по делу, обрадовала обоих.
— Привет, каноник Чемберс, — улыбнулся инспектор. — Возвращаетесь в город?
— Да.
— В таком случае, может, мне удастся убедить вас прервать свой путь и заглянуть со мной в какую-нибудь
— Рядом с моим бывшим колледжем есть паб, — ответил Сидни. — Он как раз по пути. Насколько помню, называется «Орел». Слышали о такой забегаловке?
— Не уверен. Покажите мне дорогу.
— С удовольствием.
Был приятный летний вечер. Они заказали выпивку, и инспектор Китинг вспомнил о недавних событиях:
— Ужасное дело.
— Отвратительное.
— Бедная девушка! Встречались с ней?
— Да. Она больше не хочет видеть собственную мать.
— Естественно.
— Разумеется, мне положено верить, что искупление никогда не поздно, — заметил Сидни, — но я глубоко сожалею, что не разобрался во всем раньше.
— Неизвестно, сумели бы вы спасти жизнь Али или нет. Процесс убийства был растянутым.
— Следовало внимательно наблюдать и пытаться разобраться в том, что увидел. Лимонад, чай, крикетный мяч… Понять, что это ловкий трюк.
— Подача с обманом…
— Терпеливое выжидание. Выбор момента. Иногда мне кажется, что мы можем многому поучиться у крикета. В нем, как в зеркале, отражаются «пращи и стрелы яростного рока».
— Я всегда считал, что игра слишком затянута. То ли дело футбол — девяносто минут, и конец. Еще лучше регби — восемьдесят минут. На тестовый матч меня не затащить. Пять дней — это же целая вечность!
— Для некоторых крикетистов в этом самая суть. Они чувствуют себя на небесах.
— Я представляю рай совсем не так — уж это точно.
Проблемы расследования остались позади, и мужчины, отдыхая, погрузились в приятное молчание. За соседним столиком смеялись старшекурсники. Сидни заметил, что один из них накинул на плечи крикетный джемпер.
— Однажды я разговорился со старым солдатом, — произнес инспектор Китинг. — Ветеран утверждал, что учил играть в крикет Гитлера.
— Как? — удивился священник.
— Это случилось во время Первой мировой войны. Мой знакомец — приятелем я его не назову, поскольку у него было что-то от фашиста, — попал в плен и играл в крикет неподалеку от госпиталя, где лечился после ранения Гитлер. Тот попросил объяснить ему правила.
— Думаю, это было непросто.
— Гитлер решил, будто игра поможет муштровать солдат, усилит дисциплину.
Сидни глотнул пива.
— Интересно, сложилась бы война по-другому, если бы немцы умели играть в крикет? Наверное, нет.
— Гитлер счел крикет недостаточно жесткой игрой. Хотя если бы он оказался в эти дни в Кембридже, то, наверное, изменил бы мнение.
— Это уж точно, — мрачно согласился Сидни.
Принцип неопределенности