Сидящие у рва
Шрифт:
— Я знаю, как укреплен Суэ. Я знаю, что князь Руэн сейчас там и готовится к обороне. Но мы будем штурмовать эту крепость и возьмем ее.
Нгар снова уселся, тяжело дыша.
— Да, Даггар, я утомился от этой дороги. В этом ты прав. Мне следовало самому допрашивать пленных. И уж поверь мне — они сказали бы правду с готовностью куда большей, чем та, с которой ты выслушиваешь приказы. Наказание откладывается.
Привал закончен. Сегодня к заходу солнца мы должны быть у Суэ.
Когда тысячники покинули шатер, Нгар приказал
— Приготовить две колесницы. Агр должен быть казнен до того, как мы выступим.
Когда две колесницы, запряженные четверками лошадей, с хрустом разорвали тело Агра пополам, именно с этого момента, замечает летописец Крисс из дома Иссов, началось превращение Нгара Непобедимого в Нгара Бесприютного.
Две цепи охранения вытянулись вдоль гребня прибрежных холмов.
Внизу, берегом моря, спешным шагом следовала маршевая колонна.
Нгар, опустив голову на грудь, ехал на коне впереди колонны, в окружении тысячников и оруженосцев.
После казни Агра, который отныне получал имя труса, и, следовательно, забвение, Нгар собственными руками изрубил свой паланкин на глазах у войска. Один из рабов-носильщиков, не успевший вовремя отскочить, был сражен на месте.
После этого Нгар приказал подать ему коня.
Перед самыми сумерками измученный конь вынес Нгара на прибрежную возвышенность. Впереди лежал, вытянувшись вдоль береговой линии, утонувший в зеленых садах город.
— И это вы называли крепостью? — презрительно спросил Нгар, указывая на город.
Тысячники, сопровождавшие его, промолчали.
На возвышенность поднималась головная часть колонны — медленно, как утомившаяся от зноя, потускневшая от пыли гигантская змея.
Нгар бросил коня вниз. Застучали копыта по желтой дороге.
Однако при ближайшем рассмотрении город действительно оказался хорошо укрепленным. Не говоря уже о каналах и валах, окружавших его, внушали почтение и не слишком высокие, но массивные каменные стены с полукруглыми бастионами и узкими бойницами.
Вдобавок с севера к самым стенам подступало непроходимое болото, бывшее когда-то мелководным заливом. Болото поросло высоким жестким тростником, но под городскими стенами тростник был вырублен или выжжен.
Пока войско переваливало через возвышенность и авангард начал обустраивать лагерь, Нгар подскакал к городским воротам, в которые упиралась дорога.
На стенах появились данахцы, послышались крики.
Нгар осмотрел ворота и бастионы, и лицо его омрачилось.
— Здесь опасно, повелитель, — сказал тысячник Иггар, указывая на бойницы.
И действительно, раздался свист и с десяток стрел полетели к всадникам.
Нгар развернул коня. И в этот момент что-то ударило его, и уже падая, Нгар успел выпрыгнуть из седла, чудом избежав опасности. Конь с хрипом завалился на бок.
— Стрелу! —
Он сел на коня Аббу, тысячники и слуги, отвлекая стрелков на стенах, кружили под самыми воротами.
Аббу пытался вытащить стрелу, поразившую коня полководца.
Еще несколько стрел попали в цели, правда, не причинив особого ущерба: всадники не давали прицеливаться в себя, поднимая коней на дыбы, круто разворачиваясь, меняя направления.
Наконец стрела была вытащена. Аббу с окровавленными руками бросился к одному из ординарцев, чтобы вскочить в седло.
Увы, это был несчастный день: новая стрела поразила Аббу.
Таосец с черной громадной стрелой в руках упал навзничь, и на лице его застыла улыбка.
— Прочь отсюда! — крикнул тысячник Иггар.
— Нет! Стрелу! — вновь потребовал Нгар.
— Мы достанем стрелу с наступлением темноты!
Лишь после этого Нгар повернул коня. Ординарец, известный своей ловкостью и отвагой, попытался на скаку подхватить с земли тело Аббу. Но был сражен новой стрелой.
Солнце стремительно закатилось, и в полной тьме Нгар вернулся к войску, проехал между рядами палаток к центру лагеря, где для него был раскинут большой шатер.
Нгар был мрачен и отказался разговаривать с тысячниками, настойчиво просившими встречи.
Нгар пил вино час и другой. Безмолвный слуга наливал вино, и один раз расплескал его, поскольку руки его дрожали от страха.
Но Нгар, вопреки ожиданию, не пришел в ярость, а лишь выругался. Но выругался на языке Равнины, которого слуга не понимал.
Когда лагерь стих, полководец вышел из шатра. Сияла огромная ржавая луна. Мертвый свет заливал ровные ряды палаток и застывших, как статуи, фигуры караульных.
В отдалении едва слышно ржали стреноженные кони. Города не было видно. В Суэ не зажигали огней то ли из предосторожности, то ли замышляя какую-то коварную вылазку.
Начальник караула Шумаар неслышно выступил из тьмы. Это был воин громадного роста, почти на пол-головы выше самого Нгара.
Луна вылепила во мраке его исполинскую фигуру, сверкнул знак сотника на плече.
Нгар слегка отшатнулся.
— Это я, повелитель, — негромко сказал Шумаар.
— Посты проверены? — спросил Нгар.
— Проверены и усилены. Конные отряды посланы к стенам крепости.
— А что в крепости?
— Тихо, господин. При малейшем шуме будет поднята тревога.
— Молодец, Шумаар, — проговорил Нгар, качнул головой, и Шумаар понял, что полководец пьян.
— Луна… — прошептал Нгар.
— Луна?
— И луна — тоже… Дурное предзнаменование. Подо мной был убит конь. Это знак.
Шумаар молчал. Лицо его, скрытое забралом, ничего не выражало.
Нгар тяжело вздохнул, оперся о подставленную Шумааром руку.