Сидящие у рва
Шрифт:
Хотя Руэн был готов к штурму, все-таки он начался неожиданно.
Прежде всего, вопреки правилам, штурм начался не с возведения штурмовых башен и рытья траншей, и не рано утром, при свете солнца.
Перед самым закатом к воротам Суэ под крики и свист бичей стали приближаться полуголые пленники-данахцы. Их гнали вперед защищенные панцирями и щитами верховые и пешие бессмертные. Одновременно взревели сотни боевых труб, и в этом шуме плохо были слышны вопли пленников, моливших о пощаде.
Пленные тащили огромные вязанки тростника,
Когда первые вязанки полетели к подножию стен, замысел Нгара стал ясен. Князь Руэн, находившийся в сторожевой воротной башне, отдал приказ арбалетчикам и лучникам начать стрельбу.
Но приказ запоздал: плотно сбитые толпы пленников уже не могли повернуть вспять. Подпирая передних, все еще надеясь на спасение, они шли вперед и гора вязанок и трупов угрожающе росла под воротами.
Стемнело. Стрелки на стенах наугад посылали стрелы в кипящую внизу человеческую массу, но добивались немногого, поскольку в общем шуме и толчее гибнущие пленники даже не могли падать под ноги живым.
Князь Руэн заколебался. Он еще мог попытаться открыть ворота и сделать вылазку, чтобы помешать аххумам поджечь тростник.
Но минута была упущена.
Следовавшие за пленными аххумские лучники зажгли стрелы — и ночную тьму прошили сотни огненных нитей.
Тростник буквально взорвался огнем. Столбы пламени поднялись выше стен. Огненные языки лизнули бойницы — и сам князь Руэн упал на руки приближенных с обожженным лицом.
— Гасить огонь! Лить воду! — прокричал князь.
Но рев всепожирающего пламени, слившись с воплями сгоравших заживо пленников, заглушил его голос.
И вот уже затрещали от жара массивные ворота, вода вскипела во рвах. Теперь для того, чтобы погасить пламя, не хватило бы всех вод великой Желтой реки. Данахцы еще слали наугад свои смертоносные железные стрелы, лили воду на внутреннюю сторону ворот, арбалетчики строились перед аркой, чтобы встретить залпом штурмующих. Но тут вновь взревели аххумские трубы и оглушительно стали лопаться раскалившиеся камни стен.
И князь Руэн внезапно понял, что у него остался один-единственный шанс спасти не город — город был обречен — но хотя бы страну.
Прикрывая черное лицо от страшного жара, он сбежал вниз и закричал оруженосцу, следовавшему по пятам:
— Коня!
И когда в общем адском грохоте бесшумно развалились ворота, открыв черную тьму, готовую хлынуть в крепость — князь Руэн, не оборачиваясь, помчался прочь.
Нгар спокойно наблюдал за движением своих отрядов, сидя в седле.
Он видел, как рухнули ворота и взмахом руки приказал трубам замолчать.
Трубы рявкнули и умолкли. Стал слышен треск огня и вопли горевших людей, и когда огненные ручейки земляной смолы стали гаснуть, Нгар вновь поднял руку.
Прикрытые огромными щитами, черепахи бессмертных поползли к проему в стене. Арбалетчики дали залп. Стрелы пробили передние ряды, но следовавшие позади легковооруженные
Теперь овладение городом было всего лишь вопросом времени.
Железные отряды бессмертных без сопротивления входили в город, и битва шла на улицах.
Смятые, разрозненные данахцы отступали в глубину улиц и садов, еще не зная, что князя Руэна давно уже нет с ними, что аххумы уже открыли и западные ворота и теперь устремлялись в город двумя потоками.
Нгар въехал в город на рассвете. Он миновал обгоревшую арку ворот и вдоль двух рядов бессмертных проследовал к центру Суэ — к гавани.
Здесь все носило следы последней отчаянной схватки, трупы еще не были убраны, и назойливые отъевшиеся чайки с мерзкими криками кружили над ними.
— Ну, где теперь твой князь Руэн? — спросил Нгар у тысячника Даггара, слезая с коня у ступеней белокаменного дворца, обращенного фасадом к гавани.
— Ты победил, повелитель, — с несвойственным ему смирением ответил Даггар и поклонился.
Нгар повернулся к тем, кто окружал его, обвел взглядом окаменевших в строю бессмертных, чьи панцири темнели вмятинами и пятнами засохшей крови, и громко крикнул:
— Вы слышали? Не я — это мы победили!
— Ушаган! Ушаган! Ушаган! — прогремело над гаванью и городом, и чайки, взметнувшиеся вверх, ответили неистовым гвалтом.
НУАННА
Теперь Хируан и еще несколько ученых постоянно бывали во дворце, посвящая Аххага, то с помощью толмача, то на языке Равнины, в известные им тайны нуаннийских жрецов.
То, что узнавал Аххаг, мало что проясняло.
Аххаг стал угрюм и злобен, и даже Крисса, бывало, гнал от себя.
Стража то и дело видела, как Аххаг, в полном одиночестве, бродил по бесчисленным коридорам дворца, прислушивался к чемуто, подолгу замирал на одном месте.
Когда Крисс поинтересовался, что именно угнетает повелителя, Аххаг произнес загадочно:
— Ничего. Это прекрасный дворец, и жаль, что у меня остается мало времени, чтобы как следует изучить его тайны.
Между тем слуги доносили, что Аххаг часто не спит по ночам, из его опочивальни доносятся то бормотанье, то вскрикиванья.
Крисс вызвал личного лекаря царя Багу и приказал ему тщательно обследовать высочайшего пациента.
Лекарь в одну из регулярных встреч с Аххагом попросил позволения послушать его пульс и провести исследование роговицы глаз.
Аххаг грубо ответил, что чувствует себя прекрасно.
Лекарь посоветовал Криссу добавлять в пищу повелителя немного опиума.
Но сделать это было затруднительно: пища готовилась под строжайшим контролем и подсыпать в кушанье порошок не представлялось возможным. Для этого пришлось бы посвятить в тайну десяток-другой слуг и даже рабов.