Сигрид Унсет. Королева слова
Шрифт:
Когда статья вышла в печать, один из критиков заявил, что читать ее — все равно что находиться на ведьминской кухне, где «одновременно кипит от жара сотня котлов, и, конечно, неизбежно, что в каких-то котлах вода переливается через край». Сигрид Унсет также вступает в полемику со шведским архиепископом Натаном Сёдерблумом, утверждающим, что царство Божие победило только в Новое время, когда преподавание христианства стало основываться на Новом Завете, проповедях Иисуса и принципе любви к ближнему. «Кроме прочего, я считаю, сложно знать, что делать, если не знаешь, во что веришь», — утверждала Сигрид Унсет [440] . Единственным авторитетом, который она признавала, был авторитет самого Господа. Сигрид Унсет писала, что книга архиепископа Сёдерблума напоминает ей анекдоты о моланах {60} . Дискуссия во время стокгольмской встречи походила на историю о том, как они пытались развести рыбу
440
Undset 2005: Essays og artikler, bind 2, s. 344.
Из-за таких выпадов и ее главного утверждения, что рано или поздно в Норвегии не останется других христиан, кроме католиков, ей следовало ожидать новых столкновений. В мае опубликовали ответ Сёдерблума. Он писал, что такой энергичный и умный исследователь источников, как Сигрид Унсет, не может настаивать на таком беспочвенном утверждении. В один прекрасный день она прочтет Лютера совсем другими глазами. В конце он выражал надежду на то, что «обязанность пропагандировать католичество и апологетская энергия» не повредят литературному дару, которым наделил ее Господь. Возможно, когда-нибудь она обнаружит, что на свете есть верующие и молящиеся люди, которые не верят в Рим, Петра или Папу Римского, но верят в Бога. Также он считал, что она будет тосковать по строгим евангелическим богослужениям, когда будет принимать участие в римско-католических мессах.
Но Сигрид Унсет была непоколебима. В новом ответе она объявила, что Сёдерблум окончательно прояснил для нее то, что католикам и протестантам сложно прийти к согласию. Каким образом архиепископ может предполагать, что новообращенная будет скучать по проповедям в евангелистской церкви? Сама она чувствовала себя дома в любой точке мира, если там была католическая церковь. Также Сигрид Унсет повторила свои обвинения против Лютера. Если бы он был больше известен в Скандинавии, он никогда не стал бы таким популярным. Например, для Лютера было естественным требовать от женщин покорности во всем, также он отнюдь не по-рыцарски высказывался о старых девах. То, что непорочность сейчас рассматривается как нечто невозможное среди протестантов, является в первую очередь результатом того, что они считали целибат нездоровым. Она повторила свою точку зрения, что моногамия — такая же неестественная вещь, как и целибат. В обоих случаях человеку нужна помощь свыше, чтобы соблюдать их [441] . Именно в этом взгляд на природу человека и восприятие веры в католичестве отличается от лютеранского сосредоточения на «одной вере». Для Сигрид Унсет одной веры недостаточно. На примере Улава, сына Аудуна, она показывает: важнее веры была воля излечиться, измениться благодаря милости Божьей. Она писала: «Для католика милость — это росток лекарственного растения, лечебное средство, которое грешник должен безостановочно вбирать в себя, чтобы оно правильно взошло — стало святым».
441
Undset 2005: Essays og artikler, bind 2, s. 387.
Летом 1927 года раздался звон мечей во время совершенно особенного поединка: женщина, с которой она просто жаждала скрестить мечи, Марта Стейнсвик, заехала в Лиллехаммер во время своего агитационного путешествия по стране. Во время дебатов в стуртинге о снятии запрета на въезд иезуитов она выступила с серьезными заявлениями в поддержку расширения запрета: «Вышлите всех норвежских большевиков в Россию, закройте страну для евреев и держите подальше иезуитов». Марта Стейнсвик тоже училась в школе Рагны Нильсен, но была на пять лет старше Сигрид Унсет. Она принадлежала к элите Аскера, как и Хульда Гарборг, но не относилась к ближайшему окружению Нини Ролл Анкер. Марта Стейнсвик стала известным антропософом и вот уже несколько лет как вышла на тропу войны с католичеством. И вот две яркие личности, бывшие ученицы школы Рагны Нильсен, столкнулись. Сигрид Унсет кипела; Марта Стейнсвик обладала не менее острым языком, недаром против нее уже давно велись судебные процессы. Сигрид Унсет была среди подписавших протест против критики католичества Мартой Стейнсвик, а сейчас Марта прибыла в Лиллехаммер, чтобы выступить с лекцией. «В объятиях матери-церкви», так назывался доклад, в котором она излагала свои взгляды на католическую мораль. Сигрид Унсет присутствовала на докладе с двумя стенографистами, чтобы зафиксировать каждое слово.
Марта Стейнсвик задела Сигрид Унсет за живое, поскольку взгляды писательницы на личность Святого Улава и норвежское Средневековье были своего рода фундаментом ее католической веры. Их точки зрения совпадали только в одном: «Когда народ за одно поколение изменяется, превращаясь из дикого и воинственного в христианский и законопослушный, это заслуга культа Святого Улава», — сказала Марта Стейнсвик. Но в остальном мнения женщин расходятся. Марта Стейнсвик утверждала, что на культ Улава большое влияние оказала ирландская церковь, поскольку именно она взрастила Улава. А когда католическая церковь объявила Святого Улава римско-католическим
— К началу Реформации католическая церковь так придушила крестьян, что не больше 50 % из них владели своей землей.
В отличие от Сигрид Унсет, она считала, что католичество препятствовало просвещению Норвегии.
— Никогда еще до этого норвежский народ не имел такого низкого культурного и социального положения, как в католическо-римский период с середины XIV века. И то, что Норвегия потеряла свою независимость, не было виной Реформации, — полагала Марта Стейнсвик.
Она оценивала роль и наследие Святого Улава в норвежской церкви иначе, чем Сигрид Унсет:
— Католикам не удалось оскорбить память о Святом Улаве и сделать из него жалкого католического святого, ведь у него нет никакой, даже самой отдаленной связи ни с римским папством, ни с тем, что сейчас принято описывать понятием «католичество», <…> от этого Святой Улав отвернулся бы с отвращением и гадливостью.
Марта Стейнсвик подняла дрожащий указательный палец, словно, обращалась непосредственно к Сигрид Унсет — та сидела в самом конце зала:
— Да, это неслыханная наглость со стороны католиков утверждать, что <…> они выиграют битву и обратят норвежский народ в старую веру, веру в Улава. Пусть радуются, что короля Улава нет в живых и он не может покарать их за дерзость.
Сигрид Унсет не задело то, что ее укорили в дерзости. Возможно, она не считала Марту Стейнсвик достойным противником, потому что, отпустив несколько саркастических комментариев, она открыла стрельбу по другим мишеням. Газеты писали, что писательница выслушала доклад, но в дискуссию не вступила. На вопрос, почему католики не стали возражать, фру Унсет ответила, что они не хотели выглядеть «нелюбезными». Наиболее полный отчет о происшедшем можно было прочесть в газете «Гудбрандсдёлен» [442] : «Я была там только для того, чтобы сделать стенографический реферат. На докладе присутствовали два самых способных стенографиста в городе». Она обещает заняться этим делом после завершения судебного процесса. Ее спрашивают: а что же будет дальше?
442
Gudbrandsdolen, 6.5.1927.
«Писательница от души смеется:
— Могу только сказать, что протестанты повсюду будут кричать про нашу нелюбезность, бессовестную наглость и дерзость.
Случается, люди иногда задумываются над тем, что норвежцам подошло бы христианство, которое не было бы таким старушечьим, как протестантство».
По мнению Унсет, тем вечером люди могли понять, почему женщины вроде Марты Стейнсвик выбирают протестантство, а мужчины типа Ларса Эскеланна — католичество. Ее высказывание оппоненты впоследствии назовут «гнусным». Сигрид Унсет в числе многих подписалась под статьей, озаглавленной «Протест», которая заканчивается так: «Непостижимо, как г-же Стейнсвик и ее сторонникам совесть позволяет применять подобные методы борьбы против нашей церкви». Пока Стейнсвик продолжала свое турне, коллекция вырезок Сигрид Унсет пополнялась. Отовсюду ей присылали газеты, часто с сопроводительными записками и просьбой написать статью. Стейнсвик выступала с докладами и в Швеции, где она подчеркивала, что в католических странах по-прежнему продаются индульгенции. «Ответьте же что-нибудь», — написал на вырезке из газеты человек, который прислал ее в Бьеркебек. Унсет также заказала брошюру с «избранными отрывками» из книги Марты Стейнсвик «Ключи Святого Петра от небесных врат», смахивавшую на внутреннюю инструкцию для исповедальни. Например, на суд публики были вынесены такие вопросы, как «Всегда ли являются смертным грехом оральные ласки?». «В Норвегии мы прекрасно можем обойтись без так называемой католической „морали“, <…> честно говоря, мы ее не терпим и сделаем все, что в наших силах, для того чтобы <…> как можно скорее покончить с „моральной теологией“». Ее доклад о католической церкви и Улаве был достаточно сдержанным по сравнению с тем, что было напечатано в книге объемом более 500 страниц.
Ханс Хейберг написал острую статью-комментарий к тому, что он назвал «Избранные ругательства». Когда статья попала к Сигрид Унсет, она подчеркнула красным карандашом несколько предложений: «Книга вызвала особый переполох, потому что ее большая часть посвящена описанию произведений католиков, которые были настолько грубы и непристойны, что даже фру Стейнсвик краснела…» [443]
Атмосфера накалилась. Дебаты и судебные процессы — против Марты Стейнсвик — вызвали волнение и за пределами страны, даже в Ватикане. Шведские газеты пестрели заголовками «Культурная война в Норвегии». В суде Марта Стейнсвик проиграла, суд счел ее обвинения против католической церкви беспочвенными, но все-таки не признал их заведомой ложью. А Сигрид Унсет собирала доводы для нового целенаправленного удара.
443
Udatert klipp, NBO, 4235.