Сильная и независимая для котика
Шрифт:
— Нет. Просто заявляю права, — успокоился Христов и монотонно, безэмоционально продолжил: — Ты — моя наречённая. Не позорь наставника, если уж есть куда ещё ниже падать.
— Считаете, я достигла дна нижнего дна? — съехидничала Мурси. — Ну как всё закончится, вы можете спокойно отказаться от меня. Делов-то.
— Смешно, — равнодушно проронил Христов, потом громко, протяжно вздохнул и, когда заговорил, слова его прозвучали более эмоционально, но не менее занудно. — Знаю я вас, женщин. Стоит только появиться на горизонте смазливой мордашке, так куда девалась вся любовь к наречённому. Хватит того раза, когда ты нарисовала перманентным маркером рога на моём лбу. С настоящими ходить ни малейшего
— Я вам не рисовала ничего на лбу, — опешила от беспочвенного обвинения Мурси. — Опять галлюники поймали?
— Не помнишь? — по-доброму усмехнулся Христов. — Наверняка. Тогда совсем маленькой была. Нечаянно уснул, оставив тебя за художеством. А ты возьми и накалякай мне непотребство на самом видном месте. Весь класс смеялся, когда увидел учителя с таким безобразием. Не понимал этого веселья только я один. Отвратительно, когда за спиной потешаются.
— Гигиена залог здоровья! И чести мужицкой, — назидательно изрекла Мурси и расхохоталась. — Вы шо не умывались тоды ни капельки?
— Умылся, но зеркала же запрещены Орденом, чтоб грех гордыни не возымел над чистыми помыслами. Вот и не заподозрил о шкоде, учинённой над телом моим ученицей. Подкинул тебя в младшие классы, а сам поспешил на лекции. Как раз тогда объединенной аудитории материал о древних наречиях зачитывал. Представляешь масштабы последовавшей катастрофы?
— А что, что последовало? — с нескрываемым любопытством спросила Моту. — Мне такого не рассказывали!
— Да ничего необычного. Месяца два ещё говаривали, что связь с дочерью греха меня до изгнания доведёт, вот уже отметины хаоса на голове расти начали. Но к тому моменту привык я к подобным толкам. Главное, что тогда поразило, так это — отчего все старшие молчали? Килим же лично разговаривал со мной, когда из рук подопечную мою принимал. Если бы Гидрос не отвёл в сторонку, не поинтересовался, что ночью приключилось, так бы и проходил ещё несколько дней, словно исчадие Бездны.
— Всем известно, монастыри — это оплот крепкого мужицкого союза! Все там друг другу — братья, товарищи и дружбаны, — сыронизировала Мурси. — Вы же поэтому к чужим жёнам приставали? Исключительно из чувства долга перед товарищем и комарадом? Подсобляли, так сказать, в интимной сфере?
— Кто тебе сказал? — похолодел Христов. — Это ложь. Не поддавайся на уловки, кои враг коварный в душу подкладывает. Сплетники нашепчут, что я много курю, пью, развратничаю. Но ты не верь никому. Думай своей головой. Тот, кто науськивает, взращивая ревность и гнев, только неустойчивости вере твоей желает, однако и себя изобличает как недруга.
— А я тоже слышала об этом. Многие так говорят, — с умным видом поддакнула Моту. — Правда, истории все сплошь давнишние.
— И вы мне врёте, наставник? — нарочито удивилась Мурси. — Вот это да!
— Не вру. Я лично ни к чьей жене не приставал! — твердо ответил Христов, но потом тише добавил: — Они сами. Так, ладно, это тоже следует прояснить сразу. Подобные сплетни не имеют под собой почвы. Почти. До появления в моей жизни ответственности за тебя, я мог себе позволить некоторые приключения на любовном поприще, как всякий молодой послушник. Окружение в юности выдалось такое. Ни для кого не секрет, что с возрастом у мужчин пропадает интерес к этому, скажем так, аспекту жизни. Поэтому старшие храмовники зачастую пренебрегают супружескими обязанностями, оставляя процесс только в качестве способа зародить новую жизнь. Как раз когда у их молодых жен, наоборот, просыпается либидо. Поэтому и происходят некоторые, скажем так, двусмысленные инциденты.
— А вы не могли не осчастливить несчастных женщин! Это тоже часть долга последователя Вселенского Разума? — ядовито заметила Мурси.
— Не забывай своё место, юная ученица! —
— А то! Вы вообще в последнее время только и делаете, что исполняете!
— Страшно с другой стороны побывать? — спросила вдруг Моту, копируя издевательскую интонацию Мурси, и доверительно обратилась уже к капитану: — Матрица, там, ну внизу, всё в порядке, я проверяла. Пока работает. Так что лучше не расстраивай мастера Христова. Тебе реально повезло, что наречённый настолько красивый и нежный мужчина. Поверь, другие держатели Силы страшны, как последствия атомного взрыва, и в основной своей массе — грубияны, думающие только о собственном удовольствии. А вот наш наставник очень мил и обходителен, на любой стон откликается, переживая, что нечаянно доставил неудобства.
Повисла неловкая пауза. Христов выдернул ладонь из хватки Моту и потёр ей свой лоб, одновременно прикрывая зажмурившиеся глаза. Закусил нижнюю губу, поглаживая пальцами бороду. Вздохнул. Начал было что-то говорить, но сразу умолк и опять вздохнул, теперь уже будто бы рассердившись.
Мурси и сама не знала, как стоит отреагировать на подобные откровения. Ей стало отчего-то жаль наставника, так долго распинающегося о целомудрии и внезапно оказавшимся скомпрометированным настолько непосредственно и глупо. Да и сама она не могла похвастаться, что хранила в последнее время верность, аккуратно после того, как узнала о так называемой «чистой любви» с его стороны. Искренность признаний предстояло, конечно, ещё проверить, но в целом дело это не меняло. Моту вроде тоже поняла, что выдала какую-то глупость и, как бы извиняясь, промямлила:
— Мастер Христов, я же на вашей стороне! Наоборот, расхваливаю.
— Женщины! Иногда мне кажется, что в этом грандмастер Дуку прав. Вам нельзя давать и рта раскрыть. Совершенно не понимаете, в какие судьбоносные события вплетаете свою мелочную возню, — Джес вновь глубоко вздохнул и отчеканил: — Я читал тебе проповеди. Всё! И больше не возвращаемся к этому. Наставление касается каждого. Поняла, Матильда?
— А, спакуха, наставник. Она смертная, ничего такого, — махнула рукой Мурси, делая вид, что ей всё равно. — И на счёт всего остального тоже. Вы мне долгом преданности так мозг выели, шо теперяча, в почти сорок своих годочков, я так и живу, как одинокая одиночка в одиночестве. Условная радость — котики! Заведу себе тоже сорок, для ровного числа.
— Никогда не сомневайся в наставнике! — завёл излюбленную песню Христов, хватаясь за возможность ускользнуть от неприятной темы. — Я учил только тому, что необходимо знать, обладая такой Силой. Ничего лишнего.
— И, как я понимаю, личного, — разулыбалась Мурси.
— Вот отшлёпать бы тебя как следует, — хохотнул Джес, радуясь, что обстановка окончательно разрядилась, — да заставить грязным ртом молитвы читать.
— О-у, а вы, наставник, знаете толк в извращениях!
— Так что со Шнобби? — поинтересовалась Моту. — А то вроде за него заговорили, а выяснили, что можем беспрепятственно жить втроём. Это мы здорово, конечно, придумали. Но надо же уничтожить Дуку.
— А что Шнобби? — безразлично пожала плечами Мурси. — Он думает, что спасает расу катар. Кое-кто тут, не буду показывать пальцем, вместе с дружочком Гидросом помешан на таком моём Предназначении. Шо я Спаситель там или Убиватель. Сама запуталась, голова кругом от предлагаемых вакансий, шо б ты знала, ты б заплакала! Ги платит канцлеру Шнобби, шобы тот выполнял мои прихоти и я в порыве невменяемости не испепелила всех двуногих котичков. Поэтому катару я доверяю на восемьдесят шесть процентов!