Сильная и независимая
Шрифт:
— Нау-у-ум.
Он ловит мои губы, целует. Скулы, щеки, ухо… Куда ни попадя. И толкается, толкается, толкается… Боже, мы же закрыли дверь?
— А-а-а-а!
Градус возбуждения серьезно повышают наши животные стоны, хрипы и пошлые звуки соития. Мы берем каждый свое, ничуть не заботясь об удовольствии партнера, но каким-то мистическим образом именно эти эгоизм и жадность добавляют происходящему небывалой остроты. Финаля, Наум наваливается на меня всей своей стокилограммовой тушей. И принимается с такой силой меня драть, что моя голова,
— А-а-а-а! — кричу я, спрятав лицо в местечке, где бычья шея Наумова уходит в основание трапеции.
— Да, вот так. М-м-м…
— Ты кончаешь в меня! — в полном шоке шепчу я, когда возвращается голос.
— Ага, — осоловело моргает Наум. — Похоже на то.
Глава 23
— Если что — я на таблетках, — вздыхаю, ставя перед Наумовым тарелку пельменей. После секса (кому сказать!) в коридоре… прошло всего полчаса. Я приняла душ, а Наум… Не знаю, он, наверное, просто обмыл свое побывавшее во мне хозяйство. По крайней мере, из ванной мой свежеиспеченный любовник вернулся еще до того, как на плите закипела вода.
— Ясно.
— И все? — натурально офигеваю я. — Ясно тебе? Ты всегда такой безответственный?
Нет, я тоже хороша — с этим никто не спорит. Но на посыпание собственной головы пеплом у меня будет еще предостаточно времени, а вот Наумов… Наумов скоро уйдет — не зря же он уже второй раз косится на циферблат дорогущих часов. Я невольно тоже залипаю на них, вспомнив, как титановый браслет холодил кожу на горле. Господи… Вот это да! Я ведь до сих пор будто гуттаперчевая — так меня размазал наш секс.
— Ты сама-то в это веришь?
Ну-у-у… Оседаю на стул напротив, терзая зубами губу. Наверное, все-таки нет. Но тогда случившееся для него — не меньший шок. А значит, я для него… особенная? Ах-ха. Юль, ты как скажешь! Сделай что-нибудь со своей разбушевавшейся фантазией. Как-нибудь ее обуздай, чтобы не разочароваться впоследствии.
— Ешь. А то остынет.
— Сама лепила? — интересуется Наумов, отправив в рот пельмешек.
— Ага. И сметану взбивала, — ерничаю. — Конечно, нет. У меня дел по горло, когда мне готовить?
— Да, как-то я упустил из виду, что имею дело с бизнесвумен.
— Чего это тебя, кстати, потянуло на экзотику? — интересуюсь, и себе набрасываясь на еду. Интересно, чего это он пялится? Я что, заелась? Хватаюсь за салфетку. Еще и улыбочка эта…
— Нравишься ты мне, Юлия Владиславовна.
— А-а-а. Ну, это хорошо. Наверное… — добавляю, подумав.
— У тебя есть сомнения?
— Еще какие. Час назад я не знала, как продолжать вести бизнес с твоей дочерью. А теперь — что делать с вами обоими.
— Это все, что тебя заботит? — с неприкрытым весельем в голосе
— Ну, то, что я не залечу, мы уже выяснили, — и снова берусь за вилку.
— А ты что, совсем бы не хотела?
Я даже пельменем давлюсь от такого вопроса. Закашливаюсь, из глаз брызжут слезы.
— Чего не хотела бы? Залететь?
— А почему нет? Ты молодая. Тридцать шесть только будет.
— Наум Наумыч, дети должны рождаться в любви. Плодиться только потому, что не хватило ума подумать о собственной защите — удел недалеких дур. К счастью, я себя отношу к несколько иной категории. А вы как дошли до такой жизни? — играю бровями.
— Да вот, чет на старости лет загремел кастрюлей.
Господи, как это смешно! Гогоча подбитой чайкой, прячу лицо в ладонях. Если честно, я не успела проникнуться мыслью о том, как все усложнила. А теперь так и вовсе не кажется. Ну, какие сложности, правда, когда так легко?
Отвожу руки и натыкаюсь на изучающий взгляд Наумова. В горле сохнет. Ох, что же он со мной вытворял! И ведь даже мысли не было предложить перебраться в постель. Просто напрочь все мозги отшибло. Копчик к чертям стерла, елозя по стене — щиплет.
— Хм… Пельмени я беру у одной женщины с севера… Тут оленина помимо прочего.
— Ясно. Слушай, Юль…
— М-м-м?
— Мне завтра… — снова взгляд на часы. — Точнее, уже сегодня надо улететь на пару недель. Вы со Стасей так некстати эту кашу заварили — ей богу!
— Мы-ы-ы?! — возмущаюсь я.
— Ну, ты ж сама сказала — маленькая она еще, глупая. Какой с нее спрос?
— А с меня? — встаю из-за стола, сварливо подбоченившись.
— Я же думал, ее на тебя оставлю. А теперь как улетать, если ты решила уйти из бизнеса?
И снова это странное смешливое тепло в его глазах не дает фыркнуть, как хочется. Беру паузу, чтобы подумать, сношу тарелки к посудомойке. Наумов не остается в стороне от домашних хлопот — доев, он самолично набирает воду в чайник.
— Улетай спокойно.
— Точно? — оглядывается на меня через плечо.
— Да. Ничего не обещаю, но попытка — не пытка.
— Вот и хорошо.
Наумов отходит от мойки и принимается откатывать рукава на рубашке. С упоением смотрю на руки, в которых мне было так хорошо, что и сейчас, стоит на них взглянуть, по венам бежит электричество.
— Мне правда надо ехать, — усмехается в бороду Наумов. Ах ты ж… Вот же! Интересно, что он себе надумал — что я не прочь пойти на второй заход?! Да за кого он меня принимает? Точнее, себя! Тоже мне мачо недоделанный — поди, в сорок пять не так-то просто восстановиться для второго захода. Что еще ему остается, как не скалиться?
— Ага. Давай. Удачи.
— Й-у-у-уль…
— М-м-м?
— Ты давай, разгоняй свои гаремы… — пробрасывает, обуваясь.
— Я?! Гаремы? Да у меня кроме мужа… А, ладно. Даже не думай, что я стану оправдываться.