Сильнодействующее средство
Шрифт:
— Нет, нет, что ты, Джерри, все в порядке, — успокоила она.
— А знаешь, почему я так расстроился? Отчасти потому, что я знаю, что игру смотрел Пако. Вот сейчас положу трубку — и он понесет меня по кочкам. Если я и дальше буду так играть, чего доброго, еще и в клуб назад не возьмут.
— Ну вот что, Прахт, хватит ныть, — упрекнула Изабель. — Я ничего не понимаю в теннисе, зато я знаю, что неудачи бывают у каждого. Сегодня просто наступила твоя очередь.
— Послушай, Айза, почему так получается? — с нежностью
Она мысленно возликовала.
— Как бы то ни было, — продолжал Джерри, — я знаю, Пако собирается на недельку сорвать меня с турнира и немного поднатаскать. Позвоню, когда буду знать, где я и что я. И кстати, если тебе когда-нибудь станет так же худо, как мне сейчас, и захочется поплакаться мне в жилетку, хотя бы по телефону, — отец всегда знает, как меня найти.
Ему явно не хотелось заканчивать разговор, тем более что для звонка была еще одна причина. Он тихо сказал:
— Изабель, я по тебе в самом деле очень соскучился. Порой просто с ума схожу, кажется, вот сейчас брошу все эти ракетки и полечу к тебе.
Она попыталась шуткой скрыть волнение:
— И разумеется, вернуться к учебе.
— Ну уж нет! — рассмеялся он. — До такой степени помешательства я еще не дошел. Спокойной ночи, чудо-девочка.
По установившейся традиции, закончив работу, Изабель звонила отцу, они вместе шли домой — обычная городская мера предосторожности, полезная в любом возрасте.
— Много успела? — спросил Рей, шагая по безлюдной улице.
— Кое-что, — уклончиво пробормотала дочь, не желая признаваться, что весь вечер только и думала что о разговоре с Джерри.
— Кстати, я сегодня видел по телевизору твоего приятеля, — без всякой задней мысли заметил отец.
— Это кого? — небрежно уточнила Изабель.
— Юного Прахта, кого же еще? Его вышибли с корта в два счета. Должен сказать, теннисист из него неважнецкий.
«Это не страшно, папа, — подумала Изабель. — Зато человек — замечательный».
В отличие от дочери у Реймонда была масса свободного времени — от той минуты, когда он расставался с нею у дверей лаборатории, и до этой вечерней прогулки.
Он, конечно, тянул на себе весь дом — убирался, ходил по магазинам, готовил еду, а потом садился за тьму журналов, которые Изабель теперь получала по подписке, и отбирал для нее то, что казалось ему заслуживающим внимания.
Однако полной жизнью это вряд ли можно было назвать, и Рей сам это отлично понимал. Что еще хуже, ему делалось все яснее, что того же мнения придерживается и Изабель.
Как-то утром, в восемь, придя в лабораторию, Изабель обнаружила у себя на двери записку от Прахта, в которой тот просил ее зайти, как только будет свободная минута.
Озадаченная, девушка поспешила в кабинет профессора. В полном соответствии
Профессор предложил ученице чашку настоящего кофе из кофеварки. Сделав глоток, Изабель спросила:
— Так зачем вы хотели меня видеть?
— Дело касается твоей диссертации, Изабель. Точнее — ее отсутствия. На протяжении тех лет, что я тебя знаю, ты всегда фонтанировала идеями, гипотезами, теориями — хватило бы, чтобы занять всех физиков Америки лет эдак на сто. Тебе не кажется странным, что ты никак не выберешь себе одну, главную тему?
Изабель молча пожала плечами.
— Хочешь, я тебе скажу причину?
Она кивнула.
— Все дело в отце, ведь так?
Он ждал ответа, но девушка молчала.
— Послушай меня, Изабель, рано или поздно ты закончишь свою диссертацию и предложения о работе посыплются на тебя как из рога изобилия. К тому моменту тебе ничего не останется, как признать, что отец доиграл свою роль до последнего поклона. И сыграл ее блестяще — чтобы дальше спокойно почивать на лаврах. Твоих лаврах. Куда ты тогда его денешь?
Изабель надолго задумалась. После затянувшейся паузы она робко возразила:
— Я ему нужна. Правда нужна.
— Это-то я тоже понимаю, — сочувственно согласился Прахт. — Беда в другом: он не будет нужен тебе.
— Карл, позвольте мне быть с вами откровенной насчет отца… — Она помялась, но потом все же выдавила: — Меня крайне пугает его будущее.
Как-то вечером На второй год ее работы в Массачусетском технологическом пришел факс. Сначала письмо было отправлено на физический факультет Беркли, упомянутый Изабель в ее злополучной статье.
Декан позвонил в Кембридж по ее домашнему номеру. Уже первые звуки голоса бывшего начальника и обрадовали, и удивили Изабель. А после теплого обмена приветствиями профессор сообщил нечто, что привело ее в окончательный восторг.
— Как здорово! Перешлите, пожалуйста, сюда на факультет. Я сейчас же побегу забрать. Спасибо, огромное спасибо!
Она повесила трубку и повернулась к отцу.
— Пап, ты не поверишь, но Итальянская академия наук присудила мне премию Энрико Ферми за этот год.
— Премию Ферми? — ахнул Реймонд. — Для физика это, считай, прямая дорога к Нобелевской. Когда награждение?
— По правде говоря, — призналась Изабель, все еще не веря своему счастью, — я была так ошарашена, что с трудом воспринимала, что он мне говорил. В факсе все будет. Ой, папа… — Она расплакалась и бросилась на шею к отцу.
В то же время в голове у Изабель вертелась мысль: «Скорее бы Джерри позвонил!»
— Изабель, — прошептал Реймонд, — как я тобой горжусь!
— Пап, одна бы я ничего не сделала, — ответила дочь.