Симфония времени и медные трубы
Шрифт:
– Хоть какой-нибудь намёк на развод караулов найти, – печалился Егоров Чарыгину. – Хоть один голос!
– Да погодите-ка! Должна же быть вклейка сигналов в Строевом уставе, – заявил Чарыгин. – Давайте посмотрим!
Взяли Строевой устав, но бывает же такое положение, все странички с вклейками, а значит, и с сигналами, были тщательно, просто мастерски, вырваны! Вероятно, для свёртывания цигарок. И это везде! Во всех батальонах! Ночи длинные, наряд не должен спать, курить хочется, бумаги нет, вот и пошли сигналы на закурку! Просто…
И Чарыгин дал совет.
– Не ломайте голову, Егоров. Просто по команде «Оркестр, играй развод» – играйте
– Не будет недоразумений? – озабоченно спросил Егоров.
– Что вы! Какие же недоразумения? Играйте спокойно!
Не учёл Егоров того, что Чарыгин был ведь тоже «приписной», «сугубо штатский» человек и, конечно, знатоком уставов не числился! Доверился Егоров ему в силу значения Чарыгина в штабе, всё-таки начальник строевой части!
Вышли на развод с надлежащим оркестру блеском. Всё было хорошо. И по команде дежурного по части «Оркестр, играй развод» над лагерем звонко поплыли торжественные звуки Интернационала. Сыграли один куплет и по команде «Шагом марш» начали очень спокойно играть марш. Караул ещё не ушёл с территории плаца и оркестр ещё продолжал играть марш, как на плац, с разных сторон, буквально вбежали и майор Рамонов, и майор Залесский, и капитан Безродный, и комиссар Зеленин. Они остановились около оркестра в недоумении и, когда Егоров окончил марш, подошли к нему.
– Что вы играли?
– Развод караулов, товарищ майор! – отвечал Егоров.
– Вы же играли Интернационал! Почему вы его играли?
Егоров помялся. Он понял сразу, что сделал ошибку, но ему не хотелось подводить Чарыгина.
– Так как нет нот развода караулов, то играли Интернационал!
– Вот видите? – отозвался, отдуваясь, майор Рамонов. – Нот нет! А мы все летели как на пожар. Интернационал играется в том случае, когда присутствует Председатель ЦИК СССР, или Председатель Совнаркома, или Нарком обороны. Мы уже думали, что кто-то нас посетил. Это не шутка! Учтите, Егоров. И достаньте ноты. В крайнем случае съездите в Влг**, там, наверное, есть части с оркестрами, перепишите, что ли, у них. Есть же специальная музыка для развода караулов, с сигналами и специальным маршем.
Егоров был страшно сконфужен. Смущёнными были и Сибиряков, и все музыканты.
А через день Егорова на специально выделенной легковой автомашине послали в город Влг**, где в одной из частей он благополучно переписал ноты Развода караулов.
Командиры долго потом вспоминали этот день и, добродушно посмеиваясь, говорили Егорову:
– Молодец ты, Егоров! Как ты здорово заставил наше командование совершить кросс от домов к штабу через весь плац! Видел бы ты, как нёсся майор Рамонов, какими семимильными прыжками летел майор Залесский. В сказке не расскажешь! Это только ты мог устроить!
После этого случая капитан Безродный не забывал на всякий случай поинтересоваться:
– А ноты у вас для этой игры есть?
На что Егоров всегда так же серьёзно отвечал:
– Так точно, товарищ капитан, есть!
Глава 10
Тем временем положение в стране всё более и более накалялось. Радиоприёмников и радиоточек в части было мало, а стремились слушать все, но, к сожалению, это многим не удавалось, и прежде всего тем, кто с утра бывал на полевых учениях. Поэтому были выделены специальные «радиоинформаторы», которые в определённые часы ходили к штабу
Сообщения были далеко не весёлыми! Немцы упорно рвались к Москве. Много, очень много наших городов, областей, краёв оказалось в руках у немцев! Вот и Киев пал! Настроение было подавленным. Но работать надо, и надо сделать всё так, чтобы работа оркестра являлась частью того труда, тех обязанностей, которые выполняла часть майора Рамонова.
Пришло сообщение и о том, что древний, всегда считавшийся «глубинным» город К**, где совсем недавно формировалась часть майора Рамонова, взят немцами! Плохо верилось в это, в то, что по улицам этого города, по дорожкам этого лесного лагеря, где все они ещё так недавно были, ходят кованые сапоги немецких солдат, что там раздаются лающие немецкие команды, что там льётся кровь русских людей. А ведь совсем недалеко от К** и Т**, да и Москва совсем рядом! Подавленное настроение было и у Егорова, почти совсем переставшего получать письма от своей жены, и у всех его музыкантов, у которых почти все родственники оставались в К**.
Некоторое облегчение принесло известие о том, что наступление немцев на Москву захлебнулось, что там немцам дан хороший урок и они бегут назад, но положение продолжало оставаться весьма тяжёлым.
А тут ещё получился большой затор с табаком! Кончились запасы табака! И поступления не предвиделось пока… Магазинчик Военторга не мог разрешить проблему с табаком по причине отсутствия табачных изделий в его распоряжении. В складах не было ни грамма. Чего только не делали и красноармейцы, и командиры. Скручивали громадные, просто плотно сложенные из бумаги, цигарки. Пытались получить дым из этих сооружений. Это было ужасно во всех отношениях. Находились смельчаки, курившие мох, снятый с деревьев и слегка подсушенный! Сушили листья деревьев. Кашляли, задыхались и отчаянно кляли немцев!
Значительно ухудшилось и питание, особенно командного состава, питавшегося в столовой Военторга. Мизерные дозы каши из овсяной крупы, причём не обрушенной, с шелухой, политой, причём весьма не обильно, каким-то эрзацем масла, почему-то очень напоминавшим олифу и вкусом, и цветом. Щи с минимальным количеством такого же масла. Изредка на второе блюдо подавалась в этом же «масле» жареная камбала, жестокого соленья! Хлеба было очень мало, а иногда к обеду вместо хлеба давался сухарь, такой окаменелый, что с трудом удавалось его размочить. В солдатских столовых было лучше, но нормы были заметно урезаны и там. Всё это, разумеется, не ободряло, но все великолепно понимали тяжёлое положение страны, и никто не впадал в панику, и никто не жаловался и не ныл! Работали, усердно работали все. Претензий не заявлялось!
Усиленно работал и оркестр.
Уже майор Залесский осуществил своё желание и послушал если не те вещи о которых он говорил когда-то Егорову, то, во всяком случае, порядочное количество других вещей, относящихся к серьёзной музыке. Майор Залесский был приятный человек, культурный, вежливый, но всё-таки он был заместителем командира части, и его компания не всегда была приятна оркестру, а он зачастил в гости к музыкантам! Не было дня, чтобы во время оркестровых занятий не открывалась дверь и не показывался майор Залесский. А это значит, надо было прерывать занятия, поднимать музыкантов с мест, командовать «Смирно», рапортовать, то есть, другими словами, делать всё для того, чтобы выйти самому и вывести людей из творческого состояния.