Симода

Задорнов Николай Павлович

– Остается только сожалеть о подобном развитии событий, – сказал Кавадзи. – Но я хотел бы знать: будет ли возможным пригласить в Симода русского посла, когда в бухте стоит корабль Адамса?

И все дружно ответили так, как думали, но как никто не смел сказать, пока не заговорил Кавадзи.

– Да, нельзя скрыть! Неприлично!

– Хуже будет, если его известят капитан Посьет и те русские, что оставлены им в храме Гёкусэнди, и Путятин сам явится в Симода, без нашего приглашения! – сказал Тсутсуй. – Да, мы должны побеспокоиться.

– Что будет, если русский посол узнает от Посьета и Гошкевича о прибытии американцев? Или он сам сюда прибудет без приглашения и увидит американскую эскадру? – спросил Кавадзи. – А мы не сообщили ему об этом? С нашей стороны это было бы невежливо. Поэтому мы должны

опередить Посьета и доложить твердо и прямо.

Кавадзи, не меняя выражения своих выпученных глаз, решал все и за всех. В Хэда посылается нота, в которой адмирал приглашается в Симода. Ее доставит Накамура Тамея, назначенный сопровождать адмирала в Симода. По-дружески и частным образом Накамура Тамея в Хэда обо всем поставит адмирала в известность, как бы по оплошности и случайно.

– Так вам удастся ли изучить особые правила постройки европейского корабля? – спросил сегодня Накамура-сама у молодого плотника.

Однако это настоящий японец – скромный, тихий и серьезный. Плотника очень хвалит Путятин. Но у него нет фамилии... Однако он прав. Неважно, большой корабль или маленький. Правила для постройки одинаковые. Умен этот молодой плотник, за гроши работавший с отцом на богатых рыботорговцев. Он с детства жил в бедности и труде, поэтому выучился дисциплине. Он правильно рассуждает, что на постройке небольшого судна удобнее учиться. Но это судно все же для плаваний в океане. Он рассуждал честно и работал старательно, но нельзя его много хвалить, чтобы не испортить человека. Но, кажется, эти плотники, которых Путятин, высокий и усатый, учил, как царь Петр, строить европейский корабль, делали для страны гораздо больше, чем Эгава, князь Мито и князь Тсутсуй? Неужели Кавадзи угадывал все это?

А колотушки сторожей стучали, как всегда, напоминая о старом – что у Мито много войск, риса, золота, шпионов. Япония верит князю Мито!

Глава 16

ДЕЛО ПРИНИМАЕТ СОВЕРШЕННО ИНОЙ ОБОРОТ

Капитан Константин Николаевич Посьет не дремал, живя в храме Гёкусэнди в городе Симода, в самом котле событий. Главная его обязанность – приготовить текст договора, сохраняя дружеские связи с послами. Все остальные свои действия он также предусмотрел. Ссориться с японцами не намеревался. Он знал, что японцам нежелательно его знакомство с Адамсом. Но ведь Адамс его старый знакомый. Посьет помнит, как встретились впервые. Миссионер Вельш Вильямс шел с охапкой растений для коллекции, а негр в военной форме тащил корзину с попугаями. Адамс устало шел за ними. Потом еще было много встреч с ним в разных портах.

Адское терпение нужно, чтобы после страшного кораблекрушения не помчаться на шлюпке на «Поухатан». Посьет знал, что Адамс здесь еще долго пробудет. Но последняя новость сломила холодную сдержанность Посьета и побуждала действовать молниеносно. Он помнил свои обязанности дипломата и капитана русского флота. Пришла пора рисковать.

Гошкевнч в сопровождении матроса обошел квартиры переводчиков, чтобы объявить о намерениях, но никого не застал. Ночью вдвоем, с фонарями, без всяких сопровождающих, Гошкевич и матрос Палкин вышли из города и очень быстро зашагали по дороге в Хэда, не имея на это никаких разрешений.

Японцы нарочно спрятались или у них было какое-то общее занимавшее всех дело, что и не удивительно но нынешним временам. Никого из должностных лиц перед выходом из города повидать не удалось. На заставе не задержали, так как эбису пользуются законным правом ходить за город в любое время на расстояние семь ри от порта. Гошкевича все знали, и никто не удивился, и шпион не послан следом.

Долговязый Цуси-сан [22] молодой, но с белыми, как седыми, волосами, единственный из всех иностранцев – американцев, англичан и русских – только он говорит по-японски. Ему доверяют вполне. Все знают, что он никуда от Посьета не может уйти далеко, так как тот останется без языка. Те же, кто и подозревал, зачем помчался Гошкевич в такую тьму, быстро перебирая своими огромными ногами, сделали вид, что ничего не поняли и не знают. Они судили формально. В правилах не было указано, днем или ночью. Сказано: на семь ри может удаляться. И все!

22

Цуси-сан –

господин переводчик.

Гошкевич – модный, в клетчатых штанах в обтяжку, денди лондонский, судя по галстуку и жилетке с цепочкой; всегда выфранчен. Голова стрижена... И никто не знает, что Осип Антонович – попович и сам был попом. Окончил духовную семинарию, выучил китайский и маньчжурский языки и на семь лет послан был в Пекин, в духовную православную миссию. Возвратившись, поступил в министерство иностранных дел и стал в этом англоманском ведомство одним из его самых приличных и усердных чиновников. Теперь, по мнению всех, делает колоссальную карьеру в Азии, двигаясь с кораблями Путятина повсюду – и при этом не зря: все изучая, становится специалистом по языкам, знатоком экономики, политики, культуры Китая и Японии и всех тонкостей азиатской жизни. Но злые языки страшнее пистолетов. Говорят, что у нас это не нужно, незачем, зря старается джентльмен из семинарии, этим в Петербурге никого не удивишь, там тузы, кажется, этим не интересуются, чин за это большой не дадут и денег много не отвалят и должностей хлебных по Дальнему Востоку у нас не водится... Есть много хороших должностей и чинов и сытых местечек, которые раздаются осмотрительно и все на счету, но не для такого карьериста с уклоном в науку и политику, да еще в далекую и ненужную Азию! Да еще столь старателен и добросовестен, что бывает стыдно за него! Кто так говорит? Да чуть ли не каждый из его спутников в плаваньях «Паллады» и «Дианы» – с горькой иронией, имен в виду и себя в подобном же положении...

Офицер командует паровым катером и доставляет в Кронштадт государя с семьей. За это награда – перстень с изумрудом. Офицера помнят и потом. Можайский и Колокольцов с Сибирцевым спроектировали шхуну «Хэда» для японцев. Что им за это будет? Фига, господа! Гошкевич все это знает сам. Фига! Но что-то высшее ведет их всех и его, поповича.

Шагая сейчас по узкой дороге среди темной чащи, где таятся обезьяны и звери, он, впрочем, знает все отлично, знает все, что будет, как и Алексей Николаевич, как и Александр Александрович, как и Александр Федорович. Помните, господа, фига! И Палкину за опись – фига. Еще адмиралу могут пожаловать что-то. Но далеко ему до «притронных», поэтому и сумрачен наш Евфимий Васильевич! Он тоже не царедворец, наш адмирал, все смотрит в себя, а не на начальство.

В любой миг из чащи может выпрыгнуть воин князя Мито и снести голову Осипа Антоновича. Хотя на этот случай есть у Гошкевича барабанный пистолет, а у матроса ружье и у обоих ножи с японскую саблю.

Но могут и фиги не дать! За вихрями воинственных чиновничьих танцев, за толпами, которые мчатся в погоню за похвалами, наградами, за возвеличиваниями друг друга, могут совсем не вспомнить о тех, кто сейчас тут старается. Могут забыть... Это, мол... А-а, Япония? Да-а-с... Неплохо бы... Но что там? Заняли? Ничего? Да помилуйте, Аральское море в таком случае и то нужней. За опись его Бутаков удостоен Гумбольдтовской премии. Подвиг ваш, господа офицеры, как и Путятина, секретен. Молчит же Невельской и не жалуется. Кто знает Крузенштерна? Все! А кто знает Невельского? Никто. Крузенштерн оставался при дворе и придворным даже совершал кругосветное. Невельской даже при дворе был брульоном и мечтал о будущем, а это значит – не о личности государя. Он недоволен настоящим!

То, что произошло за последний день, превосходит самые смелые предположения. Посьет не смел бездействовать. Накамура до этого уехал к адмиралу. Посьет ждал прибытия Путятина. Но теперь и ждать больше нельзя.

Ночь. Тьма. Гошкевич шел на длинных ногах по горам и долинам. Матрос Палкин тащил мешок на лямках, а в руках пес ружье и фонарь. Ходить в горах Идзу без японца и днем страшно до сих пор, а не только в исторические времена.

Пришли в деревню и спросили о дороге. Гошкевич постучал в крайний дом и заговорил. Японцы вышли из дома. Сначала они ответили на все вопросы. А потом подумали и удивились. А потом уже испугались и рассердились, разобрав, что ответили иностранцам и что ночью здесь ходят варвары. Что же делается на свете! Эбису ходят по Японии! Но, значит, жители не боятся их?