Симон де Монфор. Жизнь и деяния
Шрифт:
Блистательное общество собралось в Йорке на Рождество 1251 года по случаю свадьбы дочери Генриха III Маргариты и сына Александра III Шотландского. Сами жители попытались сдержать неуправляемых шотландцев и сохранять на улицах порядок. Но это вылилось в потасовки, и королю пришлось выделить для поддержания мира специальную гвардию. На Рождество молодой король был посвящен в рыцари и женился в день Святого Стефана. Чтобы предотвратить беспорядки со стороны толпы, церемония была проведена рано и тайно. Архиепископ Йоркский пригласил на пир всю партию. В качестве первого блюда подали 60 жареных быков. Содержание того и другого двора в течение нескольких дней легло тяжелым бременем на прелата45. По всей вероятности, Симон де Монфор появился на свадебной церемонии, но в это время Генриху III сообщили о новой вспышке в Гаскони46. Король сразу же обвинил в этом Симона и все списал на его несправедливость и жестокость. Тогда тот предложил, чтобы в Гасконь послали комиссию и все недовольные предстали перед английским судом. Другой источник показывает, что Симон был против каких-либо расследований. «Почему, мой господин король, вы слушаете тех, кто признан изменниками, больше, чем меня, вашего верного слугу, и проверяете мои действия?» Король ответил: «Если все это правда, какой вред нанесет вам это расследование? Ваша слава лишь станет от этого еще больше»47. Королева попыталась повлиять на обоих, и 4 января 1252 года король назначил 11 арбитров, чтобы определить, чем оправданы траты Симона в Гаскони48. Один из королевских клириков Генрих де Венгем и капитан тамплиеров Росцелин де Фо были посланы для проведения расследования. Во. многие города отправили письма, чтобы местные представители прибыли в Англию49. Посыпались жалобы. Если король был готов слушать, что ж, он многое услышал50. Прибыв в Гасконь, комиссия застала мятеж в Ла Реоле. Гастон де Беарн объединил более сотни горожан и заставил сторонников Симона укрыться в замке. Было заключено перемирие, а городским представителям выданы охранные грамоты51, но Гастон отказался ехать в Англию, хотя и послал своего заместителя и клирика, которые его представляли.
Геральд, архиепископ Бордо, и другие гасконцы прибыли туда в мае и подали королю свои жалобы, в которых обвиняли Симона во многих нарушениях: одних он повесил, а других до смерти продержал в заключении. Граф заявил, что готов отвечать по законам Англии и Бордо, но делегаты заявили королю, что никогда не примут его снова в качестве правителя и не станут ему подчиняться56. Генрих тотчас же послал в Гасконь новых поверенных — Николя де Моля и Дрого Барентана. Они доложили, что Симон обращался с гасконцами жестко, но последние заслуживали подобных мер57. Суд над графом длился с 9 мая по 11 июня. Гасконцы обвинили Симона в грабеже, мошенничестве, обмане и притеснении. Делегаты База заявили, что в гасконских землях был мир и их население процветало до прибытия Симона де Монфора. Когда он появился, его встретили как королевского зятя и надеялись, что он будет править так же славно и им на благо, как это делает сам король, но вместо этого сенешаль принес им много вреда. Они умоляли Генриха III сместить его и прислать взамен принца Эдуарда, при котором все будут жить в мире58. Им вторили послы из Байонны: «Мы советуем Вам не посылать графа назад, потому что, если Вы поступите так, это будет вредным и опасным для вас и Ваших земель. Но мы просим вас приехать самого или прислать принца Эдуарда»59. Гастон де Беарн прислал длинный список причиненных нарушений и заявил, что больше не собирается их терпеть60. Симон спокойно переносил крики и обвинения в свой адрес. Бароны волновались, поскольку знали о добром расположении короля к иностранцам. Но Симона де Монфора поддержали графы Корнуолла, Глостера и Херефорда. В то же самое время епископы превозносили его победоносные действия, блестящую Доблесть и непоколебимую верность. Сам граф настаивал на необходимости своих действий от начала до конца и показывал, насколько они были умеренными. Среди его свидетелей были как солдаты, так и горожане, которые одобряли его меры наказания по отношению к бунтовщикам и для улучшения общественной безопасности. Они утверждали, что оппозицию поднял человек, который не хотел считаться ни с королем, ни с законом, но жить грабежом, святотатством, обманом и убийствами. Сторонники графа заявили, что они готовы поддержать его дело в сражении или предстать перед любым судом. Но гасконцы не пошли на это, заявив, что они пришли по; королевскому приказу, чтобы показать ему положение дел в землях, и независимо от того, поверит он им или нет, они не дадут никакого поручительства61. Для феодальных баронов отказ от сражения был почти равнозначен признанию вины, что подтверждалось в данном; случае. Король хотел осудить Симона, но не осмелился, сделать это в присутствии его сторонников. Граф напомнил королю, как тот приказал ему сокрушить изменников и предоставить необходимую помощь и совет. «Господин король, ваше обещание должно быть твердым, останьтесь верным своему слову и возместите мои траты в Гаскони, поскольку хорошо известно, что я, находясь у вас на службе, делал все лучшее для графства». На что король сухо ответил: «Я не стану сдерживать обещаний по отношению к изменнику, который желает занять место властителя, если сможет. Когда одна часть договора нарушена, другая более не является связанной обязательствами». Симон поднялся и заявил, что король — лжец. «Не будь он королем, для него настал бы недобрый час с тех пор, как он произнес такие слова». Генрих III хотел приказать схватить Симона, но знал, что знать этого не позволит. Граф продолжал: «Кто сможет поверить, что вы христианин? Вы когда-нибудь исповедовались, ваше величество?» — «Я, да». — «Чего стоит исповедь без покаяния?» — «Я никогда не жалел ни о каком из моих действий так, как я жалею о том, что! позволил тебе приехать в Англию, разжиреть и пойти против меня». Тогда бароны вмешались и разняли их62.
В Виндзоре 13 июля Генрих продлил перемирие с гасконцами, заключенное их доверенными лицами, до 2 февраля 1253 года. Тогда или он сам, либо его сын Эдуард должны были приехать в Гасконь. Тем временем замки были возвращены, а узники отпущены, но некоторые должны были готовиться держать перед королем ответ, когда он прибудет. Это перемирие должно было соблюдаться всеми, и никто не был обязан отвечать за свои поступки перед Симоном де Монфором63. Была подтверждена передача Гаскони принцу Эдуарду, узников, которых захватил Симон, было приказано освободить, а Росцелин де Фо и Николя де Моль были назначены уполномоченными представителями, которые будут поддерживать этот мир64. Генрих пригласил архиепископа Бордо и других гасконских представителей в Лондон и просил их в будущем повиноваться принцу Эдуарду, а также потребовал, чтобы они принесли ему клятву верности, что последние охотно сделали. Затем король осыпал их подарками из золота, серебра, ожерельями, поясами и шелковыми одеждами, а также пригласил их на пир, во время которого они посылали Симону де Монфору гневные угрозы. Гасконцы собирались выгнать его с позором или, если он попадется им в руки, разорвать его на части. Чувствуя поддержку короля, как им тогда казалось, они вернулись назад для того, чтобы исполнить свои обещания. Но Симон выжидал, чтобы потом заставить их дорого заплатить за эти слова65.
Генрих III либо дал Симону расплывчатое разрешение вернуться, или сознательно послал его обратно в надежде, что там он будет убит66, подобно тому, как Давид послал Урию в самое пекло битвы. «Возвращайся в Гасконь, чтобы насытиться войной и извлечь из нее те же награды, что и твой отец». Граф немедленно ответил: «Я охотно отправлюсь, но не вернусь до тех пор, пока не заставлю упасть врагов к вашим ногам». 16 июня он отплыл из Дувра со своей женой, старшим сыном и свитой и высадился в середине дня в Блуа. Во Франции с помощью друзей и родственников Симон набрал сильную армию наемников, пообещав им военную добычу и награбленное добро, и поспешил в Гасконь67. Когда гасконские делегаты вернулись из Англии, они обнаружили готового к встрече с ними Симона. Они немедленно набрали войско, чтобы сокрушить своего угнетателя как их всеобщего врага раз и навсегда. Граф устроил засаду, но она была раскрыта, предводитель схвачен, а остатки сил рассеяны. Симон ждал знака для вступления в бой, когда один из убежавших прискакал на загнанной лошади и вошел к нему раненый и окровавленный, чтобы рассказать о случившемся. Граф словно пробудился после долгого сна и спросил, как далеко находился враг. Узнав это, он с воодушевлением поспешил в бой, обрушившись на неприятелей как ураган, атакуя их сверкающим мечом. Он освободил пленников, но гасконцы накинулись на него все вместе и отрезали его от лошади благодаря своему численному превосходству. Граф был на волосок от смерти, когда солдаты, которых он освободил, увидели, как опасно его положение, и поспешили к нему на помощь. Их предводитель пробрался к Симону и вновь помог ему сесть коня. Битва продолжалась полдня, после чего гасконцы потерпели поражение; многие были убиты, некоторые взяты в плен. Четверо наиболее знатных пленников были? посланы королю. Никогда ранее Симон не оказывался в таком серьезном положении, но победа, одержанная им, была такой полной, что враги прекратили подавать на него жалобы68. Тем не менее бунтовщики еще раз осмелились помериться с ним силами, и граф снова оказался в опасности. Однажды он приехал в замок Монтобан, который; был практически неприступен, но там не было достаточного количества людей и провизии. Симон спасся благодаря преданности своих сторонников, а также за счет выдачи части недавно захваченных пленников69.
Генрих III захотел сам посетить Гасконь, но королева Бланка не разрешила ему проехать через территорию Франции, а пуститься в опасное и дискомфортное плавание по зимнему морю он не отважился. Тогда король потребовал денег от своих баронов, чтобы отправиться в крестовый поход, поскольку в 1250 году он принял крест. Бароны отказались, поскольку знали, что он не являлся воином и не имел ни одного шанса на успех там, где потерпели поражение французские рыцари, а их король стал пленником. Когда Генрих III вновь собрал их, чтобы спросить у них совета по гасконскому вопросу, бароны поддержали Симона и напомнили королю, как гасконцы предали его, когда он искал у них убежища. «Многие гасконцы, — сказали они, — всего лишь воры и грабители, которые живут за счет грабежа пилигримов и купцов». Генрих III был разочарован их советом, поскольку он искал оправдания тому, что назвал графа изменником и лишил его земель. Когда Симон услышал об этом, он сказал: «Я хорошо знаю, что король разоряет меня, чтобы обогатить некоторых провансальцев или выходцев из Пуату за счет моего графства»70.
Из Монтобана Симон поспешил в Ла Реоль, на помощь друзьям, которые были заключены в замке, и опустошил земли своих врагов, чтобы наказать их за эту атаку. После этого Николя де Моль и Росцелин де Фо пришли к нему, чтобы обязать его соблюдать перемирие. Но граф указал на невозможность сложить оружие перед вооруженным врагом, а также заявил, что они не могут сместить его с назначенного ранее поста наместника. Чтобы подкрепить свое заявление, что он все еще остается тут хозяином, Симон осадил Рион71. Давид проиграл, пытаясь убить Урию, оставалось от него откупиться. Король пообещал выплатить долги Симона и вдобавок заплатить 7 тысяч марок за то, что он сдаст принцу Эдуарду все замки, которые он удерживал, и дать возможность пленникам заплатить за себя выкуп72. Вскоре Генрих III понял свою ошибку. Гасконцы не проявили ни миролюбия, ни лояльности. Альфонс X, хорошо известный как «астроном», «философ», «мудрый», недавно стал королем Кастилии. Он вошел в историю как основатель национальной литературы своей страны и автор первой истории Испании на местном
Когда было уже слишком поздно, король пожалел об отставке Симона. В апреле 1253 года граф был отозван из Франции и его отъезд стал сигналом для новых волнений в Гаскони76. Королева Бланка, правившая Францией во время отсутствия своего сына в крестовом походе, недавно умерла77. Бароны, назначенные управлять королевством до возвращения Людовика, дважды делали Симону очень заманчивое предложение стать главным коннетаблем, но он отказывался, чтобы не выглядеть изменником, а также по той самой причине, что «один и тот же человек не может служить двум господам». Возможно, примерно в это время в Булони у него состоялся разговор с Адамом Маршем78. Когда король Генрих получил предупреждение об опасности, которой подверглась Гасконь, он собрал своих баронов, чтобы те встретили его в Портсмуте, и приказал захватить все корабли в английских гаванях. В течение трех месяцев флот оставался в портах, ожидая попутного ветра, а армия в это время жила за счет соседа. Забота о королевстве была возложена на королеву и графа Ричарда Корнуоллского79. Король отбыл 6 августа, после того как попрощался с принцем Эдуардом, который не хотел покидать берег до тех пор, пока были видны паруса кораблей. Примерно 15 августа король прибыл в Бордо, где его встретили горожане80. Гастон де Беарн бежал в Кастилию, но многие его сторонники были загнаны в Ла Реоль и осаждены англичанами. Осознав трудность своей задачи, Генрих III позвал на помощь гасконских баронов и даже графа Лестера, таким образом, имя Симона появилось в одних списках вместе с его бывшими врагами. Очевидно, граф отказался появиться после общего воззвания, тогда Генрих III прислал ему настойчивое приглашение приехать в Гасконь для совещания. В случае, если граф не сможет остаться, ему будет предоставлено надежное сопровождение для безопасного возвращения. Но если он может, то пусть защищает своего короля от всех его врагов. Друг и исповедник Симона, епископ Гроссетест, побудили его принять приглашение из-за выгод, которые предложил ему Генрих III. Король особенно просил Симона привести с собой столько конных арбалетчиков, сколько он сможет найти81. Гасконцы приуныли, поскольку их главная поддержка отошла в сторону, а многочисленные противники вернулись. Война велась активно, Бенож и Ла Реоль вскоре были взяты, а войска короля опустошили земли гораздо сильнее, чем это было при Симоне. Но неразумный король подарил захваченные замки иностранцам, и когда те объединились с его врагами, все усилия были сведены к нулю82. Еще одной помехой стал жестокий голод, и еда была настолько дорогой, что английским рыцарям едва удавалось поддерживать свое существование. Даже вино, местный продукт этого графства, стало дорогим. Генрих III был вынужден отправить в Лондон особое послание, чтобы обеспечить себя необходимыми продуктами. С лондонцев были собраны деньги, а зерно и солонина погружены на корабли. Но эти продукты скоро закончились83.
Положение короля в Гаскони никак нельзя было назвать стабильным. Он встретил Рождество 1253 года в Базе и подарил богатые дары гасконцам, которые питали гораздо меньшую любовь к своему господину, нежели к его деньгам. Королева послала ему 500 марок в подарок, чтобы он имел возможность продолжать войну. Папа запретил атаковать короля, поскольку он являлся давшим обет крестоносцем84. Симон де Монфор согласился остаться с ним до Рождества, но провел тамз еще и начало 1254 года. В ноябре 1253 года король приказал выплатить графу некоторую сумму денег в соответствии с его нуждами85. Примерно 2 февраля Гастон де Беарн попытался захватить Байонну, но попытка не увенчалась успехом. В Англию были отправлены письма, скрепленные королевской печатью86, в которых Генрих III просил денег под предлогом атак со стороны Кастилии. Королева сообщила в ответ своему мужу, что бароны согласились прийти на помощь в случае необходимости, но горожане отказываются оказывать содействие без подтверждения Хартий. Высший клир окажет поддержку, если действительно возникнет угроза для Гаскони, а низший — только при определенных условиях87. Когда знать собралась после Пасхи88, было подтверждено обещание прийти на помощь, но замечено, что король Кастилии никогда не атаковал Гасконь в то время, когда там находился Симон. Выслушав графа, бароны стали рассматривать просьбу короля, как очередной повод выманить у них деньги89. Вследствие этого Генриху III пришлось одалживать деньги у любого, кто мог их дать. Он был не в состоянии платить своим солдатам, и ему даже пришлось продать за 20 марок лошадь одного из своих клириков. Недостаток денег продолжался до июня 1254 года, до тех пор, пока Симон Паслю, один из королевских клириков, не доставил королю слитки золота, драгоценности, тарелки и монеты, присланные английским казначеем90.
Когда королева заявила о своем намерении посетить Гасконь, моряки Винчелси приготовили для нее корабль91, а жители Ярмута прислали великолепное судно для принца Эдуарда. Но поскольку второй корабль был намного лучше первого, люди Винчелси разрушили его за исключением мачты, которую они поставили на корабль королевы. В пятницу перед Троицей, 29 мая 1254 года, она села на корабль со своими двумя сыновьями и свитой из рыцарей и высадилась в Бордо 31 мая. Из Гаскони принца Эдуарда проводили в Бургос, где он женился на принцессе Элеаноре, сестре короля Кастилии. Генрих III передал своему сыну Ирландию и обеспечил вдовью долю невесте92. Король потратил большую сумму денег и влез в многочисленные долги, поэтому он приказал регентам в Англии удерживать для него все свободные епархии и аббатства. Генрих III сделал новый заем и, заручившись разрешением Людовика IX, недавно вернувшегося из Святой Земли, стал готовиться к возвращению через Францию. Подобно тому, как зимний ветер рассеивает опавшие листья, Генрих III растрачивал деньги в городах, через которые он проезжал. В Фонтевро, где были погребены Генрих II и Ричард I93, он обнаружил, что его мать похоронена во дворе церкви. Генрих III перенес ее тело в усыпальницу внутри здания. В Понтьё, куда он заехал, чтобы посетить могилу Святого Эдмунда, король поправил свое здоровье и принес богатые дары. Людовик IX встретил его в Шартре, и оттуда они отправились в Париж, где его великолепно приняли и где сам Генрих истратил на праздники и подарки тысячу фунтов серебра94. В декабре король отправился морем из Блуа и высадился в Дувре, где его встретили жители Лондона с подарком в тысячу фунтов. Поскольку король не был удовлетворен, жители подарили ему дорогую чашу. Он поблагодарил их, но без особой теплоты95.
Граф Симон служил королю верой и правдой в соответствии с наставлениями, с которыми был туда послан, но получил за это мало благодарности. Таким образом, в отношениях между королем и графом возникла трещина. На смену преданности пришло недоверие.
ГЛАВА VII
СИСТЕМА АНГЛИЙСКОГО УПРАВЛЕНИЯ
До Нормандского завоевания отличительной чертой английского государственного устройства были местные институты. Теоретически каждый свободный человек имел право присутствовать на народном собрании и мог принимать участие во всех его делах. Инэ, король Уэссекса издал свои законы около 690 года, в преамбуле к которым говорилось, что они являются «великим собранием служителей бога»1. После Нормандского завоевания примечательной особенностью Английского королевства стала сильная административная система. Теоретически король был деспотом, главой своего народа, хозяином всех своих решений и способов претворения их в жизнь, верховным сеньером всех вассалов, законодателем и наместником Бога на земле, поставленным вершить суд между правыми и неправыми и следить, чтобы соблюдались права всех его подданных2. При этом, когда Вильгельм I разделил церковный и светский суды, он заявил, что делает это со всеобщего согласия и по совету высшего клира и главных людей королевства3. Генрих I начал свою Хартию вольностей с заявления, что он является королем божьей милостью и с согласия баронов4. Но с другой стороны, когда архиепископ Кентерберийский зачитал королю Иоанну требования баронов, собравшихся в Брекли, тот презрительно высмеял их. «А почему они не просят мое королевство? У них никаких оснований, чтобы предъявлять свои пустые требования». Король гневно заявил, что он будет не иначе, чем рабом, если позволит им такие свободы5. Истинная сила английских королей крылась в их системе администрации, благодаря которой их власть распространялась на всех подданных. С одной стороны, король получал феодальные сборы, а с другой — у него была отдельная система общенационального налогообложения. Король мог призвать вассалов на военные сборы, но мог собрать и народное ополчение. В двух этих существенных пунктах он не зависел от своих баронов и поэтому мог расстроить их планы, если это было ему нужно. Когда появилась необходимость ограничить неразумное правление короля или тиранию, бароны не смогли сделать этого без помощи всего народа. Это хорошо видно во время правления Генриха III, когда бароны одержали лишь частичную победу при Раннимеде. Заслуга Симона де Монфора заключается как раз в том, что он способствовал возникновению полного представительства в парламенте, который постепенно стал учиться исправлять колролевские ошибки и навязывать монарху народную волю. Во главе государства находился король, в его ведении был совет, состоявший из главных держателей короны. Он в большей степени походил на суд, нежели на настоящий совет, поскольку мелкая знать хоть и могла теоретически принимать в нем участие, была лишена этого на практике. Это было собрание верхушки знати во время крупных праздников, таких как Рождество, Пасха и Троица. В это время король публично носил корону и делился с советом своими планами относительно законов, финансов и войны. Совет также являлся инстанцией, которая рассматривала серьезные судебные дела. В этом случае бароны становились присяжными, а король судьей. Например, во время Рождественской встречи 1075 года в Вестминстере бароны осудили графов Вальтеофа и Роджера. Генрих I вызвал Роберта де Белламе, чтобы тот предстал перед ним в 1102 году для ответа по 45 статьям, уличавшим его в измене6.