«Симпсоны» как философия
Шрифт:
Наконец терпение Сатаны иссякло. Он в ярости разметал со стола бумаги и вскочил на ноги. «Очковтиратели! — взревел он. — Долго мне еще слушать идиотов, пытающихся скрыть свою некомпетентность за цветистыми фразами? Кто скажет хоть что-нибудь новое? Неужели мы остаток вечности обречены только надеяться, как надеялись последнюю тысячу лет?»
И тут поднялся самый младший искуситель. «С вашего позволения, мой господин, — сказал он, — я представлю свою программу». Когда Сатана вновь сел, демон начал рассказывать о проекте создания межведомственного комитета по десубстантизации. Он утверждал, что дегуманизация человека продвигается столь медленно потому, что инфернальная стратегия не смогла лишить человечество его главного оплота. Сосредоточившись на преступлениях против Бога и ближних, она не подорвала его связь с предметным миром. Вещи, заявил
Сатана явно заинтересовался. «Но как мы будем действовать? — вопросил он. — В современном обществе изобилия у человека больше „вещей“, чем когда либо. Неужели ты считаешь, что при таком богатстве, одержимый материализмом человек не заметит столь очевидный и столь эксцентричный план?» «Не совсем так, мой господин, — сказал искуситель. — Я не считаю нужным отбирать у него что-либо физически. Вместо этого мы будем подстрекать его к умственному отдалению от реальности. Я предлагаю использовать систематическую подмену реальных вещей и существ абстракциями и схемами, аллегориями и метафорами. Человека следует учить воспринимать вещи как символы и использовать не ради их самих, а ради эффекта. Но самое главное, дверь, ведущая к радости, должна быть плотно закрыта».
«Осуществить это не так трудно, как кажется, — продолжал искуситель. — Люди так убеждены в собственном материализме, что поверят во что угодно, прежде чем заподозрят нас в желании утопить их в болоте символических смыслов. Однако я решил подстраховаться и взял на себя смелость подготовить армию телеевангелистов, которые продолжат обличать людской материализм. Человечество будет так поглощено восхитительным чувством собственной порочности, что не заметит тот день, когда мы наконец лишим его связи с реальностью».
При этих словах Сатана улыбнулся, откинулся на спинку трона и скрестил руки. «Превосходно… — сказал он. — Приступайте к делу».
Я мог бы уже закончить свое эссе, потому что мы находим прямое подтверждение моей гипотезы (или, по меньшей мере, очень правдоподобный намек) в эпизоде Rosebud [85], где мы видим следующий заголовок в газете Springfield Shopper.
СЕГОДНЯ У БЕРНСА ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
ОН БЛАГОДАРИТ САТАНУ ЗА ДОЛГУЮ ЖИЗНЬ
И все же…
Бернс (входя): Взгляните на них, Смитерс. Наслаждаются своим мотовством.
Смитерс (театрально): У меня есть для этого гораздо более крепкое слово, сэр, — растрата. Симпсон!
(Гомер замечает их и отбрасывает шар; кто-то кричит.)
Бернс (угрожающе): Послушайте… Я хочу вступить в вашу команду.
Гомер: Во что вы хотите вступить?
Смитерс: Что вы хотите сделать с его командой?
Бернс: У меня произошла неожиданная перемена настроения. Глядя на этих славных молодых спортсменов, наслаждающихся унижением поверженных врагов… м-м-м, я почувствовал такой прилив сил, какого не ощущал с момента, когда последний раз… э-э-э… пускал кровь.
(Позже, после победы в чемпионате.)
Гомер: Ух-ты! Мы победили!
(Гомер, Апу и Мо танцуют, а прыщавый паренек распаковывает трофей. Гомер берет его, но Бернс вырывает трофей у него из рук.)
Бернс: Вы хотели сказать, я победил.
Апу: Но мы же были одной командой, сэр.
Бернс: Ах, боюсь, у меня произошла характерная перемена настроения. Видите ли, команда дает по-настоящему развитому человеку возможность прославиться. Теперь я должен избавиться от своих партнеров по команде, как должен избавиться от лишнего веса, вялых мускулов и жировых складок боксер, прежде чем биться за титул. Пока! (Уходит.) (Team Homer [140]).
Во-первых, Бернс не рассматривает вступление в команду просто как возможность отдохнуть с «приятелями» и попить пива.
248
См. гл. 1.
О том, что для него значит сын:
Что ж, сын, счастлив встретиться с тобой. Приятно знать, что… для меня есть еще одна почка (Burns, Baby Burns [157]).
О своем сходстве с героем холокоста Оскаром Шиндлером:
Шиндлер и я похожи как две капли воды. Мы оба владельцы заводов, оба делали снаряды для нацистов, но мои-то взрывались, черт возьми! (A Star is Burns [121]).
О своем имидже:
Смитерс: Сэр, боюсь, у вас плохой имидж. Если верить результатам маркетингового исследования, люди считают вас кем-то вроде великана-людоеда.
Бернс: Я должен бить их дубиной и хрустеть их костями! (Two Cars in Every Garage and Three Eyes on Every Fish [17]).
О солнце:
Нет, пока мой злейший враг дает нашим клиентам бесплатный свет, тепло и энергию. Я называю этого врага… солнце (Who Shot Mr. Burns? [Part One] [128]).
О наших пернатых и четвероногих друзьях:
Наш продукт называется «Патентованный животный раствор малышки Лизы». Это богатый протеинами корм для скота, изоляционный материал для дешевого жилья, мощная взрывчатка и превосходный хладагент для двигателей. А главное, он производится из полностью переработанных животных (The Old Man and the Lisa [174]).
О произведениях искусства:
Давайте просто возьмем их. Мы все будем богаты, богаты, как нацисты! (The Curse of the Flying Hellfish [150]).
Говорит ли мой тезис лишь о том, что мистер Бернс перестал в душе быть ребенком? Возможно. Но если мы задумаемся над тем, каким видят мир дети, то обнаружим, что им тоже нередко свойствен символизм или, по крайней мере, репрезентационизм. Когда ребенок играет, например, в солдатики, то представляет себе настоящих солдат и важное сражение. Когда девочка играет с куклами, то представляет, что она или ее куклы играют некую важную социальную роль, намного более важную, чем сама игра.
Поэтому дело не в том, что мистер Бернс уже не ребенок или не ведет себя как ребенок. На самом деле именно укоренившаяся привычка к символическому толкованию не позволяет ему обрести счастье. Почему? Существует популярная концепция счастья, согласно которой оно состоит из двух компонентов. Первый компонент (который мы не будем обсуждать) — это определенные эмоции, сопровождающие некое явно благоприятное обстоятельство. Второй компонент связан с характером человека. Чтобы быть счастливым, необходимо любить или получать удовлетворение от тех составляющих образа жизни и обстоятельств, которые кажутся человеку важными и неотъемлемыми от его индивидуальности [249] .
249
Это и подобные мнения можно найти в разных работах, затрагивающих тему счастья, см., напр., Duncker К. On Pleasure, Emotion, and Striving // Philosophy and Phenornenological Research. Vol. 1.1941. P. 391–430. Самая краткая формулировка содержится в посвященной счастью статье Брандта: Encyclopedia of Philosophy. P. 414.