«Симпсоны» как философия
Шрифт:
Также следует уточнить, что мы не ставим задачи объяснять действия, а намерены лишь представить возможное их оправдание. В чем разница? Единственное, что способно объяснить «действия» Неда, — это тот факт, что он был таким задуман. Хотя можно говорить, что Нед делал то-то и то-то, поскольку считал это необходимым, или что-то в этом роде, мы уже показали, что, строго говоря, у Неда нет убеждений. Объяснять действия — непростая и подчас бесполезная затея. Например, чем объясняется смерть невинного человека в результате огнестрельного ранения? Это крайне неопределенный вопрос, поскольку любое допустимое объяснение, в свою очередь, обречено быть крайне неопределенным. Возможно множество допустимых ответов: виной общества, безумием, ошибочным опознанием, нажатием на курок направленного на жертву заряженного пистолета, пулей, раной, недостаточным снабжением мозга жертвы кислородом и, конечно, вечный ответ: волей Божьей. Так чем же на самом деле объясняется действие? Непонятно, можно ли ответить на данный вопрос однозначно. В любом случае заметьте, что объяснения чаще оказываются психологическими, социологическими, биологическими и даже теологическими. Нам же предстоит выяснить, чем оправдывается действие. Какие соображения делают данные поступки сообразными с данными убеждениями?
Итак,
Мы должны ответить на следующий вопрос. Если Нед верит, что без крещения вечная жизнь недостижима и что нужно любить ближнего как себя самого, то почему в остальных случаях он не старается окрестить некрещеных из любви к ним? Любовь к кому-либо предполагает действия во спасение земной жизни этого человека или, по крайней мере, попытки ее спасения. Более того, многие согласятся, что данное требование не ограничивается теми, кого вы любите: следует пытаться спасти жизнь человека, даже если вас с ним ничто не связывает. Следовательно, данный моральный долг кажется еще более обязывающим, если вы любите этого человека. Но если моральный долг требует от вас спасти чью-либо земную жизнь, когда вы считаете, что она в опасности, то, следовательно, он же требует от вас спасти и вечную жизнь человека, если вам кажется, что ей угрожает опасность. Таким образом, если вы разделяете воплощенные во Фландерсе убеждения, то моральный долг обязывает вас стараться окрестить всех людей, обязывает не менее сильно, чем если бы вы старались спасти чью-либо жизнь. Но Нед явно не пытается это сделать. И этого не делает большинство людей, разделяющих данные убеждения. Можно ли считать, что они просто непоследовательны? В общем смысле вопрос звучит так: «Можно ли оправдать отсутствие действий во спасение чьей-либо вечной жизни, оказавшейся под угрозой?» Вот какое действие (или бездействие) требует оправдания.
Ясно, что решить эту проблему намного труднее, чем ответить на вопрос о том, было ли оправданным стремление Фландерсов окрестить маленьких Симпсонов. Давайте выстроим аргументы более систематично, выводя их из главного принципа «люби ближнего твоего, как самого себя». Заметьте, что долг здесь предполагает именно попытку спасти чью-либо жизнь, а не обязательно достижение успеха.
1. Следует любить ближнего как самого себя.
2. Любовь к кому-либо предполагает попытку спасти его или ее жизнь.
3. Если моральный долг обязывает вас постараться спасти земную жизнь человека, то вы морально обязаны постараться спасти и вечную его жизнь.
4. Если моральный долг обязывает вас постараться спасти вечную жизнь человека, то вы морально обязаны попытаться дать ему или ей все необходимое для обретения вечной жизни.
5. Крещение необходимо, чтобы снискать жизнь вечную.
6. Следовательно, моральный долг обязывает вас постараться из любви крестить всех ради спасения их вечной жизни.
Посылки 1 и 5 мы считаем исходными, и, конечно, это разделяемые Недом Фландерсом убеждения. Истинность посылки 2 кажется самоочевидной, но нам придется выяснить, возможны ли случаи, когда из любви следует воздержаться от спасения чьей-либо жизни. Посылка 3 также кажется сомоочевидной. Пункт 6 является выводом из предыдущих посылок. Посылку 4 мы пока не обсуждали, и ей следует уделить внимание.
Возможны ли случаи, когда вы обязаны действовать во имя некой цели, но не обязаны использовать средства, ведущие к ее достижению? Это кажется маловероятным, но давайте рассмотрим два сценария. Во-первых, допустим, что вы морально обязаны спасти кого-либо, но физически не способны сделать это (например, потому, что этот человек находится на другой стороне планеты). Если моральный долг не обязывает вас делать что-либо физически невозможное, то складывается ситуация, когда вы обязаны стремиться к цели, но не обязаны принимать соответствующие меры. В этом случае было бы ошибкой полагать, будто вы можете совершить действие, когда вы физически не способны принять необходимые меры. Действие можно совершить, только если присутствуют необходимые для этого условия. Поскольку нравственный долг не обязывает вас совершать невозможные поступки, то вы не обязаны достигать цели. Значит, ответственность лежит на вас лишь в том случае, если вы способны принять меры [251] . Во втором сценарии моральный долг обязывает вас спасти кого-либо, но для этого вам придется действовать аморально. Поскольку моральный долг не может обязывать вас действовать аморально, вновь складывается ситуация, когда требуется достичь цели, не прибегая к средствам. Вопрос в том, что происходит, если сами средства аморальны. Если возможно, что при некоторых обстоятельствах безнравственно пытаться крестить кого-либо, то доказательство распадается. Но что это могут быть за обстоятельства? Конечно, возможны аморальные способы крестить кого-либо. Например, можно крестить человека обманом или против его воли. Но из данного сценария можно сделать лишь тот вывод, что одни способы крещения более нравственны, чем другие. Это неудивительное умозаключение, оно не ставит нашу аргументацию под угрозу [252] . Более серьезная проблема заключается в том, что если крещение дает надежду на вечную жизнь, то цель оправдывает средства. Возможное благо, проистекающее из действия, перевешивает аморальность средств. Пусть так, но нам не решить этой проблемы, не поняв, при каких условиях можно, соблюдая нравственный принцип, воздержаться от помощи в обретении спасения через крещение. Мы обнаружим, что решение исходной проблемы также ликвидирует сомнение насчет того, может ли цель оправдать средства. Пока же давайте примем четвертую посылку и обратимся непосредственно к возможности оправданного неучастия в спасении чьей-либо вечной жизни во имя любви.
251
По
252
Есть также вопрос о крещении детей, еще не способных сделать осознанный выбор. Мы вскользь затронули данный момент выше, когда утверждали, что опекуны морально обязаны действовать в лучших интересах своих детей. Более того, крещение (что особенно важно в случае младенцев) не вынуждает детей принимать определенные религиозные убеждения. Повзрослев, они вправе будут отвергнуть убеждения своих родителей.
Во-первых, я думаю, мы должны пристально рассмотреть основной задействованный здесь нравственный принцип, требующий «любить ближнего твоего, как самого себя». Под «ближним» мы будем понимать — как это обычно делается — всех людей, а не только соседей (хотя, разумеется, более узкое понимание все равно подходит Фландерсам и Симпсонам) [253] . Данный принцип сходен с золотым правилом нравственности («поступай с другими так, как ты хочешь, чтобы поступали с тобой»). Оба указания выводят должное действие на основании отношения человека к самому себе. Люби других так же, как любишь себя; поступай с другими так, как ты хочешь, чтобы поступали с тобой. Недостаток всех подобных теорий состоит в том, что за ними кроется, так сказать, «проблема мазохизма». Возьмем золотое правило: что, если человек, ищущий сексуального возбуждения, желает, чтобы другие причиняли ему боль? Состоит ли моральный долг такого человека в причинении боли другим с целью доставить им сексуальное удовольствие? Интересно, впрочем, то, что такая проблема в меньшей степени актуальна для принципа «люби ближнего твоего». Мы должны любить ближних так, как любим самих себя. Поскольку данное обязательство включает проецирование нашей любви к себе на любовь к другим, такой путь оказывается закрытым. Желание гораздо шире любви, и не все, что можно желать самому себе, сообразно любви к себе. Можно с легкостью утверждать, что мазохизм не может сочетаться с надлежащей любовью к себе, но тогда, конечно, встает вопрос о разграничении между надлежащей и ненадлежащей любовью к себе. Рассмотрим такую разновидность любви к себе, как самолюбование (чрезмерная гордыня, считавшаяся в Средневековье худшим из пороков и корнем пороков остальных). Такая форма любви к себе не соответствует принципу «люби ближнего твоего, как самого себя». Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на форму принципа. Он призывает нас относиться к другим так, как мы относимся к себе, но самолюбование подавляет внимание к окружающим. Если мы склонны к нарциссизму, то не способны любить других, тем более — как самих себя. Ясно, что это нравственно неправильная форма любви к себе. Такого рода любовь к себе не может распространяться на других, и, следовательно, во избежание внутреннего противоречия, исходный принцип должен взывать к иной форме любви к себе, нежели нарциссизм.
253
Понятно, что «любовь» в данном случае означает не чувство, ибо никто не обязан испытывать влюбленность, а характер отношений с окружающими.
Итак, как же нам понимать любовь к себе? Она подразумевает, как минимум, стремление к использованию средств, ведущих к самосовершенствованию. Конечно, этим все не исчерпывается. Например, стремление к самореализации должно сопровождаться пониманием себя. Но, по меньшей мере, любить себя означает стараться расти как личность. Это вовсе не предполагает потакания собственным желаниям и прихотям. Скорее, это всегда требует оценки желаний и вплетения их в полноценную, приносящую удовлетворение жизнь. Таким образом, любить ближних, как самих себя, значит, по меньшей мере, добиваться роста ближних как личностей, способствовать развитию в них благородных качеств. Заметьте также, что благородные качества могут быть не только независимы от эгоизма, но и противоположны ему. Одно из лучших человеческих качеств — это склонность ставить принцип превыше собственных эгоистичных желаний. Действительно, мы хвалим тех, кто не только действует вопреки своекорыстным порывам, но и жертвует собой ради того, чтобы поступить нравственно. Следовательно, любить других — значит также поощрять их следовать принципам, не всегда связанным с их желаниями. Это замечание очень уместно в нашем обсуждении принципа «люби ближнего твоего, как самого себя». Он как раз призывает нас соблюдать подобные принципы. Иными словами, в установках вроде «люби других, как самого себя» содержится идея о том, что нужно руководствоваться принципом, а не эгоистической любовью к себе.
Здесь мы можем вернуться к тому, на что уже обращали внимание выше. Вторая посылка в наших аргументах гласит: «Любовь к кому-либо предполагает попытку спасти его или ее жизнь». Теперь мы можем убедиться в том, что бывают случаи, когда из любви следует воздержаться от попытки спасти чью-либо жизнь. Если признать, что любовь к другим обязывает нас поощрять их к соблюдению высоких принципов вместо простого удовлетворения порывов и желаний, то становится ясно, что возможны случаи, когда человек готов рискнуть жизнью ради одного из таких принципов. Если мы ставим некоторые принципы превыше интересов, то их следует ставить выше главного интереса — самосохранения. Начинает казаться, что принцип «люби ближнего твоего, как самого себя» может фактически привести нас к ситуации, когда правильным будет не спасать чью-либо жизнь. То есть в случаях, когда люди придерживаются принципа, который, будучи реализованным, укрепляет лучшие стороны их натуры, вмешиваться не следует, даже если в результате их жизнь подвергается опасности. В качестве очевидного примера представим ситуацию, когда кто-то (понимая, что это может стоить ему жизни) из принципа отказывается выполнять приказ и убивать мирных граждан.
На это можно уверенно возразить, что никто в «Симпсонах» не придерживается таких принципов. Даже самый принципиальный персонаж — Лиза — не принадлежит к этой категории людей, поэтому данный аргумент спорен. Но, с другой стороны, мы рассматриваем Неда и прочих персонажей не как таковых, а только как исполнителей ряда действий, и стараемся выяснить, как эти действия можно оправдать. На первый взгляд кажется, что если они и бывают оправданны, то очень редко. И все же наметились контуры решения проблемы. Знакомые с историей философии читатели, наверное, уже догадались, что наши выводы близки к выводам Иммануила Канта, сделанным им по другим поводам. Давайте рассмотрим его описание автономии, чтобы завершить наметившуюся картину.