Синдром Коперника

Левенбрюк Анри

В голове завертелись слова Рейнальда: «Транскраниальные побеги, 88, это час второго Ангела. Сегодня ученики чародея в башне, завтра — наши отцы убийцы во чреве, под 6,3». Теперь каждое слово встало на место. Транскраниальные побеги — мы, двадцать подопытных животных Протокола 88. Ученики чародея — доктор Гийом с его армией продажных нейробиологов. Отец убийца — он. Майор Лоран. Тот самый Жан-Жак Фаркас. Как подпись под документом.

И вдруг все, что мне предстояло, превратилось в неизбежность. Меня поглотило чувство настолько цельное, что оно казалось мне чем-то чужеродным. Словно мое тело подчинилось единственной и неподвластной мне силе, и это было

не что иное, как чистая воля, тираническая потребность, которую нельзя остановить, пока она не насытится.

Уже сам не свой, с отсутствующим взглядом, я поднялся со своего кресла.

Люси подскочила. Дамьен взглянул на меня подавленно. Баджи выпрямился, готовый ко всему.

Но они были бессильны.

Ни один человек, ни один довод, никакая причина в мире уже не могли меня остановить. Остановить запущенный механизм.

Не теряя времени, не сказав ни слова — все они потеряли смысл, — я бросился к выходу, по дороге сорвав с вешалки свою куртку.

— Виго! — окликнул меня Лувель. — Что на вас нашло?

Но я уже захлопнул за собой дверь. Поспешно пересек двор. Ноги несли меня помимо воли, подчиняясь инстинкту. И этот инстинкт меня окрылял.

Мир вокруг исчез. У прохожих больше не было лиц. Улица утратила краски и звуки, небо исчезло, а земля ушла из-под ног. Не осталось ничего, кроме меня и моей ненасытимой жажды.

Я бежал куда глаза глядят, и ноги сами привели меня на сиденье большого белого такси.

В отдалении я услышал приглушенный голос того, кто прежде был Виго Равелем:

— В министерство внутренних дел, пожалуйста.

Пока мы ехали, мое сознание продолжало распадаться, утекая сквозь пальцы. Меня осаждали призраки эмоций, воспоминания, которые, возможно, были моими, образы, звуки, вся галерея событий последних дней, в подлинности которых я уже не был уверен, правда и ложь, их смешанная сладость, а потом сомнения, а потом уверенность… И снова сомнения, и опять сомнения, еще и еще, а затем уверенность, и еще более твердая уверенность. А теперь, дамы и господа, справа от вас — знаменитая башня КЕВС, которая рушится, увлекая за собой мою уверенность. Я увидел перевернутую вверх дном квартиру своих лжеродителей, голову словно вывернуло наизнанку, татуировка оказалась уже на другой стороне руки, и вот мои ноги бредут по развалинам Герники; я услышал слова Рейнальда и стал побегом. И вот вопрос: если вы уверены, что ложь — это ложь, можно ли считать ее уверенностью? Я хочу сказать, можно ли доверяться лжи с закрытыми глазами? Конечно, в качестве правды ложь не заслуживает доверия, но можно ли на нее положиться в качестве лжи? А потом, словно этого было мало, нахлынули голоса. Голос моего начальника, упреки Аньес, голоса двух взрослых, яростно спорящих на переднем сиденье зеленого универсала, а потом, как будто и этого было мало, я почувствовал руку незнакомки, скользящую по моему бедру в туалете ночного клуба, протискивающуюся между ног, чтобы проверить, есть ли у меня желание, и снова, будто и этого еще не достаточно, я почувствовал боль в груди, вращение пули и увидел, как мы с ним умираем, он и я, ты — это я, в подземельях Дефанс.

Все погасло, и я умер, но не совсем.

Когда таксист объявил, что мы приехали, кажется, у меня по щекам текли слезы и я веселился, потому что это уже вошло в привычку и потому, что я мужчина, а мужчины плачут, или они уже умерли, и пусть даже Homo sapiens вымирает, это еще не повод перестать плакать.

Таксист припарковался перед площадью Бово и обернулся ко мне с встревоженным видом — видом таксиста,

уверенного, что ему не заплатят. Мгновение я выдерживал его взгляд, чтобы убедиться, что я здесь, раз он на меня смотрит, а потом протянул ему деньги.

На улице порыв ветра привел меня в чувство, и я снова стал самим собой. Сердце забилось, с каждым ударом приближая меня к реальности. Вдруг я понял, что все это просто смешно. Что Фаркас наверняка не единственный виновник того, что со мной случилось, и встреча с ним, скорее всего, ничего не изменит в моей жизни. В моем будущем.

И все же я должен его увидеть.

Заглянуть прямо в лицо моего разрушения. Заглянуть в зеркало.

Повернуть невозможно, потому что я зашел уже слишком далеко, чтобы пойти на попятный, и я прямиком направился ко входу в министерство внутренних дел. Вошел в старое здание из светлого камня, прошел под рамкой металлоискателя. На мне не было ничего металлического. Охранник впустил меня и поздоровался. Я уже не боялся, что меня опознают. В сущности, теперь мне плевать, что со мной будет. А если меня и схватят, мне хотя бы не придется больше самому выбирать свою судьбу. Это сделают за меня, и вопрос о будущем потеряет всякий смысл. Все равно я уже не Виго Равель.

— Здравствуйте. Я хочу видеть Фаркаса.

Секретарша в приемной недоверчиво вытаращила глаза:

— Простите?

— Где его кабинет?

Ее соседка подавилась смехом.

— Э-э-э… Мне очень жаль. Господин министр просто так не принимает… А… А по какому вы поводу? Возможно, я могла бы направить вас в отдел, где…

— Нет. Мне нужен Фаркас. Немедленно!

Улыбка окончательно стерлась с ее лица. Я заметил по бокам двух полицейских, которые медленно приближались, встревоженные моим тоном.

— Послушайте, месье, — сказала молодая женщина с невыносимой снисходительностью в голосе, — вот что я вам предлагаю: вы сейчас напишете письмо, в котором изложите свою просьбу, а я…

— Нет! — оборвал я ее в ярости. — Вы не понимаете. Мне надо видеть его немедленно!

Тут я почувствовал руку полицейского у себя на плече.

— Все в порядке, месье?

— Я хочу видеть министра!

Полицейский нахмурился. Я и сам отдавал себе отчет в нелепости своего требования и все же не мог от него отказаться, словно это был мой долг перед какой-то частью моего «я». Несомненно, я достиг того уровня отчаяния, когда мир уже не имеет особого смысла и вы готовы броситься в любую пропасть, лишь бы падение было недолгим.

— Я вынужден попросить вас удалиться, месье, — прошипел полицейский, указывая на дверь у себя за спиной.

— Да пошел ты! — заявил я, вырывая свою руку.

Я бросился к секретарше и схватил трубку на ее коммутаторе:

— Позвоните ему! Скажите, что это насчет Протокола 88! Скажите, что я хочу поговорить с ним о Протоколе 88.

На этот раз хватка полицейского была куда чувствительнее. Он схватил меня за руку и потащил назад. Я вырывался, но его напарник тут же пришел к нему на помощь.

— Я хочу видеть министра! Скажите ему! Скажите ему о Протоколе 88! — повторял я голосом, который мне самому казался чужим.

Полицейские приподняли меня и понесли к выходу.

— Тихо, парень, вали домой по-хорошему, пока цел.

Напрасно я пытался вырваться. Когда мы вышли на улицу, один из полицейских схватил меня за плечо:

— Или вы сейчас же уберетесь, или я вас арестую, это ясно?

Я не ответил. Задыхаясь, с пустым взглядом, я почти не слышал его.

— Ну же, уходите и считайте, что вы еще легко отделались.