Синдром отсутствующего ежика
Шрифт:
– Сашка! Ну, решайся, прошу тебя! Знаешь, как мы здорово с тобой съездим, оторвемся! Ты же, наверно, лет десять нигде, кроме дачи, не была. Или больше – с тех пор, как свергли социализм с коммунизмом.
– А куда ехать?
– Сиди спокойно – на Мальту! Так как?
– Не знаю…
– Что знать-то? Что знать? – заторопилась Ирка, чувствуя, что решительного «нет» я не сказала. – Надо быстро паспорт делать!
– Да у меня вроде есть загранпаспорт…
– Вроде или есть? – почти закричала от радости
– Есть. Я же два года назад ездила зимой в Болгарию на семинар педиатров. Когда мне грамоту дали, что я лучший педиатр округа. Я еще Ийке шапку такую смешную привезла, с косичками… Помнишь?
– Да! Класс! Ну, все. Решено, да?
– Ирка… Да ничего не решено. У меня… – И опять язык не повернулся сказать ей про Ийку. В огороде бузина, в Киеве дядька. Ирка вся горит от предвкушения прогулок по заграничным островам, а я буду рассказывать ей свою правду жизни.
Но Ирка и не дала мне ничего сказать.
– Ты про деньги, что ли? Забудь! Я же сказала, Филимонов готов все оплатить даже за трех подруг, лишь бы вы за мной присматривали и не допускали разврата. Но он с любой не отпустит. Сказал – или с Настькой, но у нее один болеет и второй собирается… Или с тобой. Больше, сказал, – ни с кем.
– Ясно. Знает, какая я… А я вот тут чуть было не… – Я сама остановилась, поняв, что Ирка вообще ничего не знает о моей жизни последнего месяца, кроме того, как я проворонила свое австрийское пианино.
– Вот на Мальте как раз и расскажешь!
Меня слегка удивило, что Ирка, обожающая выслушивать амурные и слезные истории подруг, вдруг так легко отмахнулась, услышав о каких-то моих новостях.
– На Мальте… – задумчиво повторила я.
– Ну да! Такая красота… Рыцари, замки, ночная фиеста! Столица у них знаешь как называется? Валетта! За одно название стоит посетить! И все по-английски там говорят, это же бывшая колония, я уже все прочитала. Ты вспомнишь язык, учила же когда-то в спецшколе, поболтаешь! И на экскурсии съездим – там всяких древностей полно, как раз для тебя, ты ведь любишь загадки цивилизации – камни там, развалины, сфинксы!
– Сфинксы в Египте… – машинально поправила я подружку.
– А и ладно! Сашунь, ну! Решайся! Да?
– Ирка, я не знаю…
Я представила всю суету, которая сейчас начнется: покупать какие-то вещи, купальник хотя бы, куда-то ехать с паспортом – ведь Ирка не возьмет за меня билеты… Еще нужно договариваться на работе… Хотя на майские праздники многие отпрашиваются и детей очень мало водят в поликлинику. Но все знают, что я-то – работаю! Мне ни огороды не надо сажать, ни в Турцию ехать, ни ремонт дома делать…
– Все! Решено!
– Нет, Ирка. Подожди. Я не знаю. У меня не то настроение. И потом, сначала надо договориться на работе.
– Что договариваться? У тебя за два года наверняка отпуск негуляный. Пиши заявление, бери отпуск,
Чем больше Ирка напирала, тем меньше мне хотелось с ней куда-то ехать. Будет вот так на меня напирать на отдыхе. А я ведь действительно два года уже в отпуске не была. Никак не получалось. Народ все норовил уволиться к лету, в прошлом году в поликлинике осталось три педиатра, и мне приходилось работать.
Может, мне правда взять отпуск и поехать… куда-нибудь… На дачу к родителям, к примеру. У меня там своя комната, я всех вокруг знаю… И меня все знают, будут про Ийку спрашивать…
– Ирка, я подумаю.
– Ну, пожалуйста, Сашунь! Не отказывайся! Я позвоню тебе еще сегодня!
Я повесила трубку, походила по квартире. Позвонила родителям, сказала, что сегодня уже не приеду. Потом решительно сняла шторы, сунула их в стиральную машинку, выгребла пар десять старой обуви из ящика в прихожей, и, не раздумывая, отнесла на помойку. Затем вымыла холодильник, пересадила разросшийся цветок в два горшка, перебрала Ийкины книжки, поставила их на полки по смыслу и по авторам, вытерла пыль, вымыла пол.
Опять походила по квартире, с ужасом глядя на привычные пожелтевшие пятна на обоях, пятнадцать лет назад казавшихся мне образцом совершенства… Их непонятный, абстрактный узор так мягко расширял пространство нашей небольшой квартирки… И Ийка, подрастая, все искала в этих линиях спрятанных волшебных героев, зверей, видела то чьи-то глаза, уши, хвост, крылья, то сломанную корону и потерянную туфельку. Но последнее время она смотрела и видела, наверно, только пятна от старости и разводы от проступившего клея.
Я хотела было оторвать кусок отошедших обоев, но остановилась. Надо же как-то подготовиться к ремонту, мебель хотя бы отодвинуть и закрыть. А то я обои сейчас оторву, да так все и останется, еще на пятнадцать лет. Сейчас за субботу-воскресенье тридцать детишек дружно возьмут и простудятся, и послезавтра с половины девятого утра будут меня ждать – ровно тридцать или тридцать пять, горячих, сопливых… И, набегавшись по этажам, я не буду клеить обои, это уж точно. Даже если сама не заболею, сил у меня хватит только помыть перед сном посуду.
Я подняла выкатившийся из шкафа баллончик белой краски, которым мы когда-то красили старые фиолетовые полочки в ванной, хотела его выбросить. Но в немецком баллончике явственно забулькала краска, когда я машинально потрясла его, неся в кухню. Секунду подумав, я раскопала в корзине с инструментами, некомплектными гвоздями и шурупами обрывок наждачной бумаги, зачистила им места, где облезла краска, на дверях в ванную и в кухню и попробовала побрызгать из баллончика. Краска оказалась гораздо светлее, чем двери, посеревшие за годы. Я выбросила баллончик в ведро и решила на сегодня успокоиться.