Синдром отсутствующего ежика
Шрифт:
Включив душ, долго-долго стояла под горячей водой, постепенно добавляя холодной, пока по телу не побежали приятные упругие мурашки. Я старалась не смотреть на отвалившийся кафель и обнажившуюся под ним страшенную темно-зеленую картонную стену. Наши дома с маленькими тесными квартирками, узкими коридорчиками и низкими потолками построены всего тридцать пять лет назад. Их, я думаю, не снесут никогда, по крайней мере, при моей жизни. Если Москва будет стоять на месте, и они будут стоять – кряжистые, потемневшие от времени, но крепкие и вместительные – в таком небольшом доме, занимающем от силы восемьсот квадратных метров – восемь соток по дачно-огородному – помещаются двести семей, а то и больше… Поэтому
Я растерлась розовым Ийкиным полотенцем, которым почему-то уже несколько дней вытиралась, и бросила его в стирку. Не надо пользоваться ее вещами, как будто она уже не вернется никогда.
Есть я так и не захотела, но чаю выпила и откусила кусок пряника с начинкой, который так понравился в магазине Владику на обложке коробки. Дома он есть пряник не стал. Я тоже долго пыталась понять, что же это за начинка – вроде нарисована вишня, а начинка плотная, приторно-сладкая и желтая. С трудом проглотив тугой синтетический комок, я выбросила всю коробку в ведро. Лучше съесть черный хлеб с засохшим медом, чем такой пряничек.
Не раздумывая, я выключила звук городского телефона и приглушила сотовый. Легла спать и крепко, без сновидений и пробуждений, проспала до самого утра.
Глава 19
Зачерпни воду – и луна останется в твоих ладонях.
Дзэнское изречение
Утром, проснувшись, я в первую же секунду поняла – в доме никого, кроме меня, нет. Я никогда не жила одна. Иногда оставалась летом, когда Ийка была на даче, а у меня не хватало сил каждый день ездить на электричке туда и обратно. И очень не любила пустую квартиру и себя в ней.
А потом я вспомнила – вот, он, этот день, и пришел. Первое мая. Для всей страны – долгожданное Первое мая, день, когда и в Москву бесповоротно приходит летняя пора. Пусть даже снег идет, как в прошлом году. И все равно – впереди лето, это знак, это переход к долгожданному, короткому теплу, зелени, огородам, цветам, полям, морям… У кого как. А для меня первое мая – совсем другой день.
День, которого так ждешь в детстве, – я лично ждала его целый год. День, который, как правило, так весело и бурно проводишь в юности. Которого, наверно, так боишься и не любишь в старости. Ведь еще год, еще раз со скоростью тридцать километров в секунду пронесся в пространстве вокруг Солнца слегка приплюснутый у полюсов огромный шар, большая часть поверхности которого занята водой. А на небольшом участке суши умещается столько человеческих душ, беспомощных и сильных, страшных и убогих, заключенных в бренные, несовершенные, постоянно недомогающие тела…
Вот там маленькая несчастная частичка – это Ийка. Сидит сейчас где-то за чужим столом и смотрит, как чужая мама кормит своего ребенка. И сама Ийка что-то грызет под недобрым взглядом мачехи, отпивает чай крохотными глоточками, громко глотая, по-другому она не умеет. А вот другая частичка – тоже маленькая, беспокойная, быстро и беспорядочно движущаяся на очень ограниченном отрезке земли, – это я. Еле видная не то что из космоса, а даже и с высоты птичьего полета или семнадцатого этажа.
Я встала. Плакать не хотелось. Думать, кто позвонит сегодня, в мой тридцать восьмой день рождения, – тоже. Тем более думать – кто не позвонит. А я могла бы сама с собой поспорить: Ийка, родная, любимая, до боли, до крика любимая, глупая и беспомощная – не позвонит. Роскошный,
А ночью мне снилось, что мне всего семь лет, и я бегу по лугу, на котором растут дикие малиновые гвоздички, низенькие и очень ароматные. Я чувствую ногами теплую и чуть колючую землю и вижу огромное небо с большими белыми облаками, тоже куда-то бегущими. Это наша дача, родительская дача в Суханове, и луг, каким он был тридцать лет назад. Теперь на нем стоят два коттеджа – один побольше, другой поменьше. И прекрасный луг перегорожен высокими глухими заборами.
Я знала во сне, что я маленькая, видела свои руки, поцарапанные о кусты малины, в которых вчера мы с подружкой прятались от старших девочек. Видела свои ободранные коленки – синяк на синяке, – не успевающие заживать до следующего падения.
Где-то поблизости были и мои родители, я знала это, и мне было хорошо, тепло и спокойно. И я просто бежала, бежала и бежала по лугу. А он не кончался и не кончался…
Мне тридцать восемь лет… Хорошо, что не восемьдесят три. Если иногда, когда вдруг ощущаешь себе старой, мысленно прибавить к своим годам, скажем, пятнадцать лет, и посмотреть на себя сегодняшнюю с позиции пятидесяти трех, то сразу покажешься себе очень молодой, и позавидуешь силам и возможностям возраста…
Родители позвонили мне в восемь утра, зная, что я в любом случае уже встала. Других звонков я очень попросила себя не ждать, чтобы не портить окончательно день. Хорошо и плохо, что не надо идти на работу.
Хорошо, потому что не надо принимать неискренние поздравления Нин Иванны, и выставлять на стол конфеты, и смотреть, как Нин Иванна жадно заталкивает их в рот, поглядывая на меня и думая – есть все же у меня любовник или нет. Она меня часто об этом спрашивает в праздники. Почему, не знаю.
Плохо, что не надо идти на работу, потому что целый день надо будет чем-нибудь заниматься. Как мне обидно было раньше – у всей страны Первое мая, демонстрации, флаги, а у меня день рождения. И никто об этом не знает. Как правило, забывают многие друзья, именно потому, что настали долгожданные майские. Можно рвануть на дачный участок, вскопать первые грядочки, можно растрясти балкон после зимы, можно поехать искупаться в море. Смотря кому что можно.
На обед я обещала зайти к родителям. Но они обедают теперь совсем рано, в час, а я в это время, если не обегала полрайона, есть еще не хочу. Но зайти я, конечно, зайду.
Утро пролетело быстрее, чем можно было ожидать. Я вытащила из старого шкафа три огромных пакета со старыми колготками, Ийкиными застиранными маечками, своими дачными джинсами и носками, решив все это разобрать. И теперь сидела в куче старых вещей, каждая из которых несла в себе кусочек моего прошлого, нашего с Ийкой прошлого, кроме безликих колготок, разумеется, ничего не хранящих, кроме старых дыр. Самое простое – с них и начать. Из-под кучи своих тонких бежевых колготок я достала маленькие желтые колготы, которые когда-то бросила в мешок, не постирав. И они как растянулись по Ийкиной ножке много лет назад, так и сохранили форму маленькой ноги. Вот и большая дырка на правом колене, наспех зашитая яркими оранжевыми нитками прямо поверху.