Синдром самозванки, или Единственная для Палача

Рокко Джулия

Несмотря на всю свою ледяную скорлупу, больной вяло тлеющей паранойей характер, несмотря на всю кажущуюся неприступность, я уже хорошо знала: Рэт — такой же живой, подверженный сомнениям и тайным желаниям человек, как и все более менее нормальные люди в обоих из миров. Впрочем, как и всякий обличенный властью представитель элиты, он предпочитал изживать в себе всякую мягкость, запираясь в лабиринтах собственной души один на один со своими демонами.

Он бесконечно меня злил, бесил, раздражал. Иногда я его почти ненавидела. Но вместе с тем, я ему бесконечно сострадала. Наверное, глупо с моей стороны, учитывая то, на что глава Тайного Приказа то собственноручно

меня подталкивал, то вдруг передумывал и пытался остановить.

Заиграла музыка, знаменующая начало пресловутого рилса. Я посмотрела на высокую мощную фигуру Лорда сквозь полуопущенные ресницы, а затем, не дожидаясь его реакции, юрко скользнула в залитое светом помещение. Меня вело твердое намерение заставить Рэтборна испить приготовленный им «соленый чай» до дна. До самой последней капли.

11. Радости и беды

глава одиннадцатая

РАДОСТИ И БЕДЫ

Однажды я записалась на уроки самообладания,

но преподаватель вывел меня из себя.

Даринда Джонс "Первая могила справа".

Говорят, Бог любит троицу. Похоже, это утверждение справедливо не только для моего родного мира, но и для мира приемного. Во всяком случае, три последующих дня, а точнее будет сказать, ночи принесли с собой радости и беды, столь же удивительные, сколь и необратимые. А началось всё с разыгравшейся непогоды.

Ещё до обеда светило щедрое летнее солнце, в ветвях чирикали птицы, зеленела листва, редкие кучевые облака лениво плыли по безмятежному небу. Но едва завечерело, как в деревьях тревожно зашумело, налетевший незнамо откуда яростный ветер сначала редкими порывами, а затем все чаще и чаще, стал завывать в каминных трубах, рвать нежную зелень, клонить могучие многолетние тополя к земле. Приближалась буря.

Я коротала первый свободный за долгое время вечерок на господской кухне в компании Геррарда, Флока и вечно брюзжащей Козетт. Внизу, у моих ног, практически под столом, прямо на полу сидел Тай. Привязав к прутику нитку и сложенную бантом бумажку, он играл с Фру-фру точно так же, как когда-то в далеком детстве я играла с котёнком. Попутно сынишка не забывал подкармливать своего питомца кусочками домашней колбасы, и Флок беззлобно ругал его за это.

Фру-фру и в самом деле следовало задуматься о диете. За последние дни этот ласковый, верещащий дурным голосом по утрам пуховой комочек, изрядно отяжелел и стал совершенно круглым. Из-за образовавшихся жировых запасов на пушистом пузике и щеках лапки его стали казаться совсем уж короткими. Вероятно, поэтому хомар очень любил передвигаться по дому, устроившись у меня или Тая на плече, сладко при этом посапывая. Когда Фру-фру посещало особое торжественное настроение, он распускал свой роскошный павлиний хвост, пестрые кончики которого возвышались над его головой точно корона. Словом, название этому чуду света я дала самое подходящее.

— Ну, вот. — Тай вздохнул с видом уставшего от мирской суеты философа. — Снова уснул.

— Ещё бы! Столько жрать! — фыркнула Козетт, сноровисто начищая медную сковороду.

— Пускай поспит, — посоветовала малышу. — Вы давно играете, видимо, Фру-фру просто устал.

— Но раньше он так часто не спал, — поделился Тай своим беспокойством.

— Может на погоду, — кивнув в сторону окна, за которым, похоже, начинался настоящий ураган, выдвинул свою версию Геррард. — Большинство зверей

в такое ненастье забивается в норы и дремлет.

— Я бы и сам сейчас подремал, — подтверждая свои слова широким зевком, согласился Флок.

Он ловко шинковал какой-то корнеплод и сваливал ровные дольки в большую глиняную миску.

Версия с погодой понравилась Таю и, успокоившись, он вылез из-под стола и уселся подле меня на лавку. Я поспешила подложить под его попу подушку, высокую и туго набитую, которая с некоторых пор жила на кухне, дабы одному милому мальчику было удобно сидеть и кушать.

Что ни говори, а компания у нас сложилась славная. Как это ни странно, вписалась даже Козетт. Более того, сварливая посудомойка оказалась весьма полезна, так как обладала прямо-таки выдающимися талантами по части сбора сплетен и прочей любопытной информации. Поэтому, как правило, за беседой никто не скучал.

Для нас с Таем эти вечерние посиделки стали своего рода психологической группой поддержки. Так мы отогревались душой. А уж что из данного общения черпали Гер и его команда, можно было лишь догадываться. Возможно, мы вносили приятное разнообразие в их не слишком яркую, полную тяжелой работы жизнь. Так или иначе, а новым распорядком, казалось, были довольны все.

Сегодняшние разговоры в основном крутились вокруг утреннего происшествия. А именно — здоровенной корзины с сумеречными колокольчиками. Редчайшими цветами, которые являлись широко известным негласным символом Тарквинии. Также колокольчики изображались на гербе одного небезызвестного посла… Они потрясающе пахли и стоили целое состояние. Тем более, такое их количество.

Цветы доставили в мою комнату, но вот любовалась я на них недолго. Отлучившись на занятия, по возвращении я застала не благоухающую «клумбу», а ледяную скульптуру. В воздухе все ещё витал нежный аромат, но сам подарок был безжалостно уничтожен.

Долго гадать, чьих это рук дело, не приходилось. Я уже неоднократно наблюдала, как сорвавшаяся с поводка магия Лорда рисует морозные узоры то тут, то там. Однако, увидеть на собственном кофейном столике столь впечатляющую глыбу льда я, конечно же, не ожидала. И когда только успел?

Ко всему, уж не знаю каким образом, но весть о произошедшем быстро разнеслась по дому. Эльмар счел это чем-то незначительным, Каспар с Хэйденом веселились, Ланзо выражал солидарность со старшим братом. Как к подобному событию отнесся Волкер проверить не представлялось возможным, так как он вновь не вылезал из своих зловещих лабораторий. Зато дядюшка Цвейг бурно гневался и грозился отправиться на аудиенцию к королю, дабы настаивать на взятии посла под стражу.

Это старый ундер ещё не знал, что Эктор Озарийский посмел пригласить меня на танец, а я взяла да и не отказала.

После приема, на обратном пути, в экипаже было так холодно, что замёрз, по-моему, даже кучер, который сидел на облучке. Возвращались домой мы в урезанном составе. В просторном, обитом бархатом салоне кареты сидели я, Рэт и дядюшка. То и дело мой взгляд натыкался на постную физиономию Лорда, хотя я и пыталась запретить себе даже смотреть в его сторону.

В каком-то смысле прием у герцогини закончился моей победой, однако была она горько-сладкой, с отчетливым привкусом поражения. Наверное, идея заставить Рэта ревновать — не самая революционная, но до определенного момента казалось, что она неплохо работает. По крайней мере до тех пор, пока в разноцветном вихре кружащихся рядом на паркете пар я не увидела своего Лорда, бережно обнимающего довольную Балалайку…