Синдром самозванки, или Единственная для Палача

Рокко Джулия

— Выдвигаю встречное предложение. Каждую среду мы проводим у тебя, а каждую субботу гуляем с детьми в саду, — слова сами собой сорвались с губ и я тут же поняла, что, если Лорд согласится, окажусь на все сто довольна заключенной сделкой.

— Договорились, — убийственно серьёзно ответил Рэт, а затем притянул меня к себе и медленно поцеловал.

Я тут же вспыхнула как сухая прошлогодняя трава и пролилась растопленным воском в его объятья.

Да, комната с масками была откровенно ужасна. Но клянусь, теперь это одно из самых любимых мною мест

в доме.

***

Весь остаток дня, после разговора с Рэтборном, я пребывала в придурковато-счастливом состоянии. Я то впадала в рассеянную медлительность, на счастье теперь у меня была в помощницах незаменимая Клара, то подскакивала в безумной ажитации, понимая, что первая ночь с любимым мужчиной от женщины требует определенной подготовки… Нужно было срочно приводить себя в порядок!

А ещё следовало решить вопрос с пелёнками и распашонками для Софии, уделить время Таю, который теперь шёл в комплекте с его закадычным другом Александром. Понадоедать Эльмару, чтобы он не думал, что все на него наплевали и бросили. Ну и, разумеется, не забыть о дядюшке Цвейге, который стал заговариваться и всё больше тревожил нездоровым цветом лица. И куда же деваться без милейших, но очень непоседливых хомаров?

Словом, к ночи я валилась с ног, и во многом виной тому была не загруженность делами, а простое нервное истощение. Я банально переволновалась и больше всего на свете мечтала сейчас о сеансе простого крепкого сна.

Так и пришлось заявить Рэту, явившись в его спальню в компании с Мефистофелем. Он нагло отказывался спать без меня и стоило только отправить детёныша к родной мамочке, начинал обиженно пищать и поскуливать. Учитывая, что и София, и Тай, и присматривающая за ними Клара вполне себе благополучно задремали, голосящего на все лады хомара просто пришлось взять с собой на ночное свидание.

— Зачем он здесь? — разглядев в чьей компании явилась его без пяти минут любовница, весьма конкретно спросил Лорд.

— Он так верещал, что едва не перебудил весь дом, — отчего-то шепотом ответила ему, — что мне было делать? К тому же, мне кажется, ты ему нравишься.

Хомар и в самом деле смотрел на Рэта с видимым обожанием. Может, Мефистофель девочка? Пока узнать это доподлинно не представлялось возможным.

— Ты снова заговариваешь мне зубы, — покачал головой Уркайский и неожиданно бережно взял на руки пушистика.

Он уцепил за уголок диванную подушку, взбил её попышнее и устроил на ней маленького манипулятора.

— Ложись и спи. И чтобы ни звука, — назидательно, но не зло велел он хомару, — понятно?

Клянусь, Мефистофель ему кивнул и разве что не козырнул, как это делают военные, отдавая честь.

— Теперь твоя очередь, — тоном, не терпящим возражений, заявил он, и я с широкой улыбкой поспешила лечь в застеленную темно-фиолетовыми простынями постель…

В камине приятно потрескивал огонь. На подушке, свернувшись в пушистый шарик, сопел хомарчик, а впереди меня ждала ночь, полная наслаждений.

Вот только судьба внесла в этот чудесный план свои ужасные

коррективы. Вновь налетела буря, принося с собой встревоженный топот всполошенных слуг, ночной визит и дурные вести.

Давясь слезами, я сжимала в руках два старых, потрепанных временем свитка. В голову упрямо лезла сцена из одного знаменитого мультфильма, где герой упорно пытался разгадать секрет воина-дракона. Я как глуповатая панда таращилась на нежданные дары, испытывая то шок, то ужас, то беспросветную растерянность. Сердце сжималось от тоски и чувства непоправимой потери.

На расстоянии вытянутой руки неподвижно лежал сухонький, точно полуистлевший пергамент, дядюшка Цвейг. Но прежде, чем некогда великий и могущественный ундер Уркайских погрузился в магическую кому, которую в Андалоре было принято называть «последний сон» или «иссякание», он вручил мне это…

Считавшаяся навсегда утраченной святыня жгла руки. Я прижимала заповедные скрижали к груди, понимая, что должна выполнить последнюю волю ундера и прочитать их. Но читать было отчаянно страшно. Заигрывать с древней прамагией не стоит, если ты не готов поставить на кон всё. А я ни за какие сокровища мира не стала бы рисковать детьми, заботу о которых мне так щедро доверила судьба.

И всё же… скрижали манили их развернуть и хотя бы немного, всего одним глазком, взглянуть на те секреты, что они таили.

Я тряхнула головой, пытаясь прояснить спутанные мысли. Оставалось только гадать, как подобное сокровище, искомое множество веков лучшими из лучших, могло оказаться у спятившего старика. Но ещё сильнее удивляло то обстоятельство, что он пожелал отдать их мне. Хотя, казалось бы, любой из его сыновей подошел бы на эту роль куда больше.

— Подойди, — едва слышно попросил дядюшка, стоило мне только оказаться в его спальне.

После визита доктора, который и поставил столь неутешительный диагноз, пока ещё пребывающий в сознании ундер потребовал привести к нему Реджинальда. Я влетела в его покои с выпученными от паники глазами, просто отказываясь верить в реальность происходящего. Дядюшка Цвейг стал мне родным, я искренне к нему привязалась, чувствуя от старика ответные тепло, любовь и защиту. Теперь же я совершенно не представляла, как буду жить без него. Без наших совместных обедов, без восторженных рассказов Тая о том, как дедушка учил его осаде, без хитрого прищура неожиданно ясных глаз, привычки всеми командовать и навязчивой идеи как можно лучше устроить мою судьбу.

Перед внутренним взором так и стояла картина нашего с ним прощания.

— Дядюшка, — прошептала я, опускаясь на пол рядом с его кроватью.

Не удержавшись, сжала его чуть теплую ладонь и приникла к ней виском.

— Слушай внимательно… девочка… — вызывая у меня очередной шок, просипел ундер.

Неужели он всегда понимал, кто перед ним?

— Я хочу тебе кое-что передать. Вот.

Он откинул край одеяла и я с удивлением обнаружила два намотанных на узкий длинный цилиндр свитка.