Синеока, что делать?
Шрифт:
Неожиданные встречи
Приключений на сегодня было достаточно. Лавр растянулся на кровати, вспомнил утреннюю прогулку по лесу и тот момент, когда он на оленухе перемахнул через овраг. Тогда не было времени задумываться, но мимолётно всё равно обратил внимания на свой лёгкий малахитовый окрас. И подумал, что это отсвет лесной зелени. А вот цвет кожи Виолки бросился ему в глаза моментально. Только когда она немного успокоилась, снова стала милой розовощекой девчонкой, а не принцессой Бубль-гум. Шмель в стрессовой ситуации мгновенно приобретал полосатый
— Лиль, а что, имена у берегинь говорящие? — спросил Лавр у Лилии, когда очередной раз увидел в окно яркую иллюстрацию к своей догадке по смене цвета. Две «феечки» случайно столкнулись, и ведёрко со свежим липовым мёдом выплеснулось на одну из них. Берегиня порозовела, как небо на утренней заре. Цвет, светящийся флуоресцентный, проявился, окрасил кожу и в мгновенье ока померк.
— А как ты догадался? Когда человек волнуется, то обычно краснеет, а берегини… ну, приобретают разные оттенки. Это видно уже с детства. Поэтому имя выбирают подходящее к этому нюансу личности.
— А я что, зеленею?
— Типа того. Говорят же иногда: позеленел от злости! Или: стал пунцовый как… Как что?
— Красный как рак. А пунцовый… Видимо, просто пунцовый и всё, — пожал плечами Степан.
— Наверное, наблюдали в реальности! — усмехнулась Лилия. Лавру было не до смеха.
— А я не знал! Думал, так, наобум тебя Лавром назвали. Из глупой прихоти, — усмехнулся Степан.
— И что, все будут видеть, как я реально зеленею? Там, в мире людей.
— Там… никто не заметит. Там цвет не становится настолько отчетливым. Здесь место силы. К тому же это пока такая же спонтанная реакция, как и волшебство. Её можно будет контролировать! А самое главное, способность изменять цвет необходима.
— Зачем? — пожимая плечами, удивленно спросил Лавр. Вот этого он понять не мог точно.
— Чтобы оставаться невидимыми для людей. Понимаешь? На тебя смотрят и не замечают. Ты слился с природой и всё. Будь рядом река, берёза, маковое поле… Ты благодаря управлению цветом можешь мимикрировать.
— Вроде технологии стелс?
— Вроде стелс, — улыбнулась такому сравнению Лиля. — Айда на веранду!
Они устроились в шезлонгах у круглого журнального столика. Шмель сидел на широких ступенях крыльца и неотрывно смотрел вдаль. В сторону оврага, за которым до самого горизонта тянулось мелколесье. Некоторое время все молчали, боясь потревожить «интимность» момента. И тоже смотрели вдаль. Только Лиля легонько раскачивала кресло-качалку, которую заняла, выскользнув на веранду первой, и, раскрыв книжку, читала. Лавр выдувал мыльные пузыри. Степан пил чай с малиновым джемом.
Метрах в двадцати от крылечка Синеока рылась в машине.
Думали: кто о чём. Шмель, похоже, о Синеоке. Степан не без злости наблюдал, как тот бросает на неё быстрые смущенные взгляды, облизывает пересохшие губы и томно вздыхает. Из машины выглядывала лишь попка сердечком и стройные ножки Синеоки.
Полюбоваться было на что, и Шмель выбрасывал одну волну флюидов за другой. В моменты неконтролируемых эмоций у лешего кроме полос появлялись ещё и… копытца. Степан незаметно подобрался к Шмелю:
— Интересно, —
— Шмель, ты снова стал полосатым и пушистым! — радостно сообщил всем Лавр. — И ещё похож чуток на зебру. Ну… в нижней её части. Рыжую зебру!
— Вот и я о том!
Шмель поджал губы и хмуро опустил глаза.
Синеока вытащила из машины какой-то рулон и, запихнув его под мышку, пошла к ним на веранду.
— Вот эти коврики мне пришлись по душе. Они такие уютные! Купим завтра ещё? — обратилась она к Степану.
— Угу, — кивнул он.
— Это, пожалуй, всё! Я сделала для себя очень важный вывод! Слишком много барахла продается в ваших магазинах. Если всё тащить в дом: в нём вздохнуть невозможно будет! Примерно девять из десяти — совершенно ненужные, бесполезные вещи. Берегини, конечно, разобрали всё подчистую, но я в следующий раз двадцать раз подумаю, прежде чем покупать что-то! Вы бездарно тратите ресурсы! Мы не используем и сотой доли того! Хотя, нужно отдать вам должное, фантазия просто бьёт ключом. И это понятно. Люди, когда появились, вынуждены были выживать. Всегда были голодны, мёрзли, находились в опасности, не имея волшебных сил защититься. Теперь, получив преимущество, вы не можете остановиться. Не можете умерить свои аппетиты. Вы много и трудно работаете ради того, чтобы тратить заработанное на бесполезный мусор, представляющий весьма и весьма иллюзорную ценность! Вы увязли в этом… потре-би-тель-стве по самое горлышко!
— Ты права! — с грустью заметил Степан. — Всегда такое впечатление, что чего-то не хватает… Ты не знаешь, чего?
— Уверенности в завтрашнем дне! Вам кажется, что накопленный за целую жизнь багаж сможет обеспечить уверенность в себе. Посмотрите на нас: нам принадлежит сама природа! Подвластна магия. Хоть нас и становиться всё меньше, мы не занимаемся накопительством.
— Вам есть смысл бороться. Вы уникальны. А нам куда стремиться?
— Если к накоплению богатств, то вас ждёт неминуемая гибель.
— Почему? — вмешался в разговор Лавр.
— Потому что всегда будут существовать те, кто захочет иметь всё. Богатство — это власть, и жизнь ради богатства — это всегда война. На всех уровнях человеческой пирамиды. А страдать при этом будет природа. Природа — источник богатств, но черпать из неё бесконечно невозможно.
— Звучит как-то не весело! — вжав уши в плечи, сказал Лавр.
— Не дрейфь! Прорвёмся! Знаешь, в чём миссия таких, как ты, молодых? — подбодрил его Степан.
— Ну?
— Найти выход. Изменить существующий миропорядок, — Степан ободряюще хлопнул Лавра по спине.
— Пока у меня нет идей! А вот кушать снова очень хочется!
— Пойду готовить обед, — поднявшись, сказала Лиля.
— А я наколдую салатика, — хитро улыбнулась Синеока, щелкнув большим и средним пальцами.
Прямо к крыльцу подкатилась здоровенная колода и встала перед ней вместо стола. На следующий щелчок явилась каменная чаша, словно сработанная первобытным человеком. Одно отличало её — идеально отполированная внутренняя поверхность.