Шрифт:
Annotation
Все персонажи этой повести вымышлены. Совпадения с действительностью носят случайный характер
Тремль-Леонидова Наталья
Тремль-Леонидова Наталья
Синий галстук
Утром у бывшего прокурора Брянской области 1920 года рождения пропал старый любимый синий галстук. Вечером нашли труп старухи, задушенной синим галстуком. Рядом валялся кожаный кошелек. Местные детективы начинают
* * *
Октябрина Николаевна в маленькой неухоженной кухне варила геркулесовую кашу на воде без соли и сахара.
– Двадцать лет, как мама умерла, я варю по утрам геркулесовую кашу для старого козла,- злилась Октябрина.
– Хоть бы он сдох поскорее, идиот старый!
Но ее отец, бывший прокурор, возраст которого подбирался к 90-му году жизни, умирать не спешил. Его худая, высокая фигура, седая бородка, скошенный подбородок и кустистые брови напоминали борзую пожилую собаку, но еще пригодную для охоты на шустрых зайцев.
– Скорее я сдохну раньше, - рассуждала его дочь, старая дева лет пятидесяти с жидким пучком седых волос, затянутых черной ленточкой на затылке.
– Из-за него и замуж не вышла. И детей не родила. Все мои женихи ему не нравились. Всех из дома выгнал. Я его боялась до одурения и мама тоже. Царство ей небесное...- перекрестилась она.
Часы пробили восемь раз.
– Пора будить, небось, дрыхнет, скотина древняя, без задних ног. Я бессонницей страдаю, а этому вампиру, хоть бы что! Спит, как младенец. О, Господи! Прости меня грешную, но забери отца от меня! Жизни нет. Всё ворчит, гневается, гоняет меня, как будто я до сих пор девчонка какая! А у меня давление, у меня нервы! Чтоб ты сдох, проклятый! Несчастье на мою голову!
– повторила она и пошла в комнату будить отца. Из комнаты доносился могучий храп.
Владлен Валентинович Подберезкин торопился. В 10 утра должно состояться заседание районного общества ветеранов Великой Отечественной войны, где он занимал должность председателя. Он одел поношенный синий костюм с белой рубашкой, полез в карман за галстуком, пошарил рукой в одном кармане, затем в другом. Галстука не было. И кошелька также. На пиджаке тускло светились ордена и медали. Начальство его наградами не обделяло, хотя на войне он и не был, бронь спасла. Когда Брянскую область заняли немцы, он загодя успел эвакуироваться с дочерью и женой в Москву, где потом и получил квартиру на Колхозной площади в старом, но вполне добротном доме с высокими потолками, с просторной кухней и двумя комнатами.
Сейчас Колхозная площадь почти центр Москвы, а во время войны Садовое кольцо являлось задворками Москвы. На улице 1905 года огороды росли, а в Фили ходил один трамвай. Всё изменилось - люди, дома, улицы.
– Да где же галстук? Где кошелек? Деньги не пропали, на столе валяются вместе с мелочью. Октябрина!
Вошла дочь, вытирая руки грязные о передник на толстом животе.
– Чем вы недовольны, папочка?
– подобострастно спросила она, пряча глаза, в которых затаилась ненависть.
– Галстук синий где? И кошелька нет... Ты брала? Куда подевала, дура?
Они обыскали комнаты, кухни, шкафы, столы и даже кровати. Галстук и кошелек пропали, как будто их нечистая сила унесла.
* * *
Елизавета Емельяновна вставала рано, около 6 утра. Она не любила, когда ей мешали готовить завтрак. Пусть Любаша поспит подольше. Вчера племянница явилась в 2 часа ночи, бабушка слышала, как хлопнула дверь, старинные часы в большой комнате прозвонили два раза. У сестры, ныне покойной, было девять детей. Сестра проживала в деревне под Москвой. Ее муж, алкоголик и дебошир много лет назад был убит в пьяной драке, когда детишки еще в школу ходили. Сейчас дети выросли, разъехались кто куда. Деревенский дом, после того, как умерла сестра,
– Хряпнуть бы тебя мордой об стол!
– гневалась тетка Лиза.
– До чего девчонку довела! Смотреть страшно! Не богомольная ты, а малахольная! Грех, говоришь, аборты делать? А живого человека губить не грех?
Отчитав сестру, она увезла девочку, удочерила ее, и они стали проживать одни в двухкомнатной квартире в спальном районе Бибирево в панельном девятиэтажном доме. Выйти замуж Елизавете не пришлось. Мужчины были, да всё не те - то пьяницы, то женатые, то лодыри. И детей от них рожать не хотелось. Квартиру в Бибирево она получила после того, как её дом в центре Москвы снесли еще при Советской власти. Старенький двухэтажный дом на "собачьей площадке" мешал стройке Нового Арбата. Тихие и зелёные переулки, в которых жили музыканты и преподаватели училища имени Гнесиных, также снесли. А на работу, когда Елизавета переехала в Бибирево, ездить было тяжело. Бибирево строилось. Единственный автобус брали штурмом. Метро тогда еще не было.
Газетный киоск на Кропоткинской, где Елизавета проработала продавщицей без малого 30 лет, также снесли, а ее с должности сократили.
Последние годы до пенсии Елизавета устроилась работать разносчиком телеграмм. До двадцати километров в день приходилось ходить по улицам Бибирево, лифты часто не работали, а телеграммы положено отдавать получателю в руки и получить подпись. Слава Богу, наконец, пенсия подошла. Елизавета подружилась с соседом, Алексеем Ивановичем Прониным, бывшим участковым района. Они дружили сначала семьями, а потом, когда Пронин овдовел, остался один, он стал частым гостем в их квартире. Мужик рукастый и непьющий без конца что-нибудь чинил: то кран потечет, то туалет гонит воду без дела, то картину повесить, то мебель помочь передвинуть, то перетянуть пружины у старенькой кушетки, то потолки побелить и наклеить обои. В общем, в квартире всегда найдутся неполадки, без которых ни одно жильё не обходится. Проня, как все его звали, отводил маленькую Любашу в детский сад, учил ее читать, проверял у неё уроки, , когда она пошла в школу, и любил, как родную дочь. Своих детей Бог не дал. Девочка росла спокойная, послушная, умница. Училась на пятёрки. Увлекалась спортом, получила черный пояс по каратэ. По окончании университета, став юристом, всё никак не могла найти работу по душе.
– Вот, выйдешь замуж, - горевала бабуля,- Не дай Бог с мужем поспоришь, как двинешь его рукой или ногой, убьешь ведь насмерть. Страшно смотреть, как по утрам зарядку с гантелями делаешь, да ногами махаешь, кувырки опять же, прямо стены дрожат... Ухажер-то у тебя хиленький. Не по себе выбрала мальчонку. Серёжка и росточком не вышел, худенький, в очочках. Видно, его мама - кандидат наук, да папа - профессор, одними сухарями кормят своего дитятку ненаглядного. Любашка смеялась, целовала тетку в румяную мягкую щечку и говорила, что замуж ей пока не хочется.
– А Сережка, ну что, Сережка? Пусть будет. Пока.
Елизавета заплакала, когда Любаша сообщила, что, наконец, нашла себе работу по душе. Руководитель сыскного агентства Володька Долбачев, проживающий в соседнем подъезде их дома, взял Любашу на работу секретаршей.
– Долбач - парень хороший, - говорил Пронин и наливал себе шестую чашку чая.
– Только рисковый очень. За Любашу, Лиза, не бойся. Она у него на телефоне сидеть обязана и не более того. Так что нечего слезы лить. Ни в каких разборках Володька ей участвовать не позволит. А вы с Любашей, - переменил он тему, - вчера так хорошо мою квартиру убрали, что я ни одной вещи теперь найти не могу...