Синтез целого
Шрифт:
Один из наиболее существенных параметров внутренней организации лирического стихотворения — малая форма. По замечанию Блока и по наблюдению B. C. Баевского [Баевский 1972: 52], средняя длина лирического стихотворения в XX веке — 20 строк. Именно такие минимальные конструкции чаще всего и остаются неозаглавленными, с возрастанием же длины стихотворений возрастает и коэффициент озаглавленности. Сам же «минимум текстового пространства» (Ю. Н. Тынянов) стихотворения порожден взаимодействием разнонаправленных языковых и собственно поэтических факторов — это создает напряженность его композиции и динамичность структуры. В идеале заглавие, подобно первому стиху неозаглавленных стихотворений [Баевский 1972], должно было бы быть малой моделью целого текста, то есть в наиболее экономной форме воспроизводить следующие характеристики: особенности фонической и метрической организации, тематическую перспективу текста, замысел его композиции. Причем все эти характеристики могут считаться равноправными с точки зрения цельной структуры текста.
Сама выделенность заглавия в самостоятельную функционально закрепленную позицию над текстом способствует тому, что оно приобретает свойства, аналогичные свойствам «стихового ряда»: определенную синтаксическую обособленность и автономность, перегруппировку семантико-синтаксических связей, «единство и тесноту ряда»,
Однако заглавие не только порождается текстом, но и само является текстопорождающим. Поэтому выбор одной из внутренних характеристик текста как доминирующей в плане текстообразования и вынесение ее в качестве моделирующей в заглавие смещает остальные характеристики динамической текстовой конструкции. Озаглавливание по одной из характеристик возможно лишь в экспериментальной поэзии: «Слово об Эль» Хлебникова (фоника), «Азбука» Е. Кацюбы (принцип алфавита), «Спокойствие гласного» Г. Айги, «Сюита согласных» Г. Цвеля, «Ударение» Н. Голя, «Перебой ритма» И. Анненского (метрика), «Цвесна» А. Крученых, «Персиатюра» С. Сигея (словообразование, создание заумного языка), «Дева вед» Е. Даенина, «Оволс» А. Альчук (форма палиндрома), «Деепричастное» А. Гуницкого, «Сложноподчиненное сочинение» И. Буркина (синтаксические явления), «Квадрат квадратов» И. Северянина (синтаксическая композиция), «Внутренняя речь» И. Жданова (семантическая композиция), «Треугольник» В. Брюсова (иконичность формы текста), «Зеркало» С. Фруга (принцип симметрии) и т. п. Заглавие же «Сдвиг» А. Крученых предсказывает «сдвиги» в стихе на всех уровнях. И даже в этих, на первый взгляд наиболее прозрачных, заглавиях представлен более чем один параметр текста. Так, «Слово об Эль» (1920) Хлебникова находит «прямые продолжения корней» в «Словаре» (1941) А. Тарковского, где собраны «все Эр да Эль святого языка»; а в «Зеркало» Фруга (начало XX века), где тринадцатая строка «отражает» двенадцатую, четырнадцатая — одиннадцатую и т. п., «вправлен» рассказ о «зеркале глаз» [Голуб 1988: 82].
С точки зрения отражения всей структуры стихотворения особо показательны заглавие и текст «-забытого авангардиста» И. Буркина «Сложноподчиненное сочинение». В нем стихотворный текст развертывается как цепь однородных придаточных предложений, начинающихся союзом «где». Начало и конец стиха задают рамку, в которую встраивается последовательная картина «каменных крестословиц Нью-Йорка»; анафорически же повторяющийся союз закрепляет зачинное уподобление улиц скрещению горизонтально и вертикально разворачивающихся словесных потоков. Ср.:
В каменных крестословицах Нью-Йорка, где услужливые окна трут вечером друг другу спину, где правая сторона продает левую, где левый глаз отказывается помогать правому, где нули падают как слезы, а слезы похожи на горькие нули, где в кудрявом блеске саксофонов отворяются лица негров, где, открывши рот, красавицы обнажают, как пулеметные ленты, зубы, где кто-то из Пятой симфонии Бетховена упорно стучит в мою грудь, где память подает мне на золотой ложке душистые стихи Хлебникова, где в темных барах я опускаюсь на живописное пьяное дно и нахожу затонувшее сокровище, сверкающее пронзительным вином и чистой душой, — в каменных крестословицах улиц небытие определяет сознание…Чаще всего поэт стремится к поиску такой заглавной конструкции, которая совмещала бы в себе несколько важных характеристик текста. С этим часто связаны изменения заглавия: каждый вариант заглавия определяет «точку отсчета», начиная с которой будет происходить установление динамического равновесия в поэтическом тексте. Показателен в этом отношении «Вальс со слезой» (1941) Пастернака. Первоначальное заглавие стихотворения — «Елка» — делало доминирующей «точкой отсчета» тематическую перспективу текста — историю новогодней елки. Текст, начиная с заглавия, уже имел заданную референцию и развивался в направлении тема -> рема. Тематическая перспектива в цепи тропеических преобразований образовала микросюжет: ель олицетворяется, предстает как актриса в рождественскую ночь — «день бенефиса». В то же время основа слова ель / елка «вмонтирована» в звуковую основу первых 6 строк и задает как конечную, так и «распыленную» рифму: «метели / одолели / теле / канителью
Таким образом, чтобы как-либо приблизить стихотворное заглавие по своим характеристикам к тексту, поэт должен всеми способами пытаться уподобить его стихотворному ряду и расширить его. В поэзии XX века существует несколько способов уподобления заглавия стихотворному ряду.
Первый и наиболее очевидный способ — использовать в роли заглавия первую строку стихотворения или ее часть. По мнению B. C. Баевского [Баевский 1972: 22], первый стих «в известном смысле представляет все произведение, сигнализирует об особенностях его метрики, языкового строения и содержания, являясь своеобразной моделью целого». К приему целостного использования первой строки часто прибегал Заболоцкий (поэтому процент озаглавленности у него высок). Особенности такого рода заглавий — принципиальная незаконченность, подчиненность последующему тексту, использование открытых конструкций. Заглавия такого типа могут совпадать и с конечной строкой стихотворения, находясь в отношении оксюморона с его первой строкой: ср. заглавие Мартынова «Я научился сочинять стихи» и первую строку «Я разучился сочинять стихи…».
Часть стихотворной строки в роли заглавия используется разными поэтами (Брюсов, Бальмонт, Блок, Асеев, Пастернак, Цветаева и др.), однако сам художественный прием заглавия в каждом случае имеет свои особенности. Так, у Антокольского незаконченная часть строки часто приобретает самостоятельную интонацию за счет введения знаков препинания: «Мне снился…», «Вот опять!», «Вспоминаешь?» и др. Сильную эмфазу имеет заглавие, содержащее только предикативную часть или первой строки или строки — рефрена: ср. «Не трогать», «Имелось», «Да будет…» Пастернака. У Цветаевой такие заглавия предваряют целые микроциклы, причем предикативное начало может открывать как весь цикл, так и составляющие его стихотворения: ср. «Пригвождена…», «Так вслушиваются…» и др. Сильное рематическое начало, задаваемое заглавием, является стержнем развертывания всего лирического произведения, на который лишь нанизывается тематическое развитие стихотворения. Это делает текст «насквозь предикативным» (И. И. Ковтунова), а темы его лишь имплицитной. Имплицитна, например, тема «любовь» в «Имелось» у Пастернака: ср. «Засим имелся сеновал… Имелась ночь. Имелось губ дрожание». У Цветаевой тема лишь «пунктирна», недаром у нее «заменой слов являются необыкновенно выразительные тире» [Твардовский 1980: 35] — показатели предикативной связи. В заглавиях тире заменено на многоточие, которое нейтрализует разрыв между заглавием и стихотворным рядом.
В поэзии Бальмонта заглавие, равное части строки или целой строке, часто становится повторяющимся лейтмотивом стихотворения или даже цикла стихов (ср. заглавия «Будем как солнце», «С высокой башни», «Зоря-зоряница», «Наш танец» и др.).
Особенно подвижными являются взаимоотношения между стихотворной строкой и заглавием в поэзии Пастернака. Для него свойство неразрывности заглавия и поэтического текста действует не только в пределах одного стихотворения, но и целого цикла стихов. Показательна в этом отношении книга «Сестра моя — жизнь», заглавие и подзаголовок которой «Лето 1917 года» предлагают как метонимическую, так и метафорическую корреляцию с текстом [Bjorling 1976: 178]. Заглавие книги стихов — часть первой строки одного из начальных ее стихотворений «Сестра моя — жизнь и сегодня в разливе…» (первоначальное заглавие «1000 и 1») [25] . Стихотворение входит в первый раздел книги, который носит заглавие «Не время ль птицам петь». В этом разделе всего два неозаглавленных стихотворения: первое из них дало название всей книге, а второе — самому разделу, заглавие раздела — первоначальное заглавие и вторая строка стихотворения «Ты в ветре, веткой пробующем…». Ср. также название раздела «Попытка душу разлучить», представляющее собой начальную строку заключительного стихотворения этого раздела; первое же стихотворение открывается строкой «Душа — душна…».
25
Подробно об источниках основного заглавия пастернаковской книги «Сестра моя — жизнь» см. [Гардзонио 1999, Жолковский 1999].
Об этом ключевом ее стихотворении Е. Б. Пастернак пишет так: «В рукописи 1919 года эпиграфы под названием „Из тысячи и одной ночи“ предваряют стихотворение „Сестра моя — жизнь и сегодня в разливе…“, которое первоначально называлось „1000 и 1“ и „Конец“, называвшийся „В тысячу первую“» [Пастернак Е. Б. 1997: 274].
Следовательно, заглавия у отдельных стихотворений снимаются у Пастернака для «повышения в ранге». Интеграционные параметры поэтического текста доминируют над дезинтеграционными, а ведущие строки стихотворений приобретают метатекстовую функцию в рамках лирического целого. Классическим является заглавие Пастернака «Гроза, моментальная навек». Здесь «единством и теснотой ряда» поэт запечатлевает не только доминирующий у него образ грозы (с этим образом у Пастернака связаны и личные переживания, и его восприятие революции — ср. стихотворения «Июльская гроза», «Наша гроза», «Приближение грозы», «После грозы», а также ассоциации, связанные с образами Ленина — «грозы влетающий комок», Блока — «Ему предвещал небосклон Большую грозу, непогоду»), но и саму сущность лирической поэзии, в моментальных зарисовках представляющей единичное общее (ср.: [Левин 1973: 182]).