Синтез
Шрифт:
— Это не имеет значения. Не всё и не всем можно знать.
— Но, если знать всех, кто имеет доступ к этой информации…
— Сила импульса интересна только Орденам.
— Обоим? У вас единая система наблюдения?
— Ты задаешь слишком много ненужных вопросов. Выйди сегодня же на своего полицейского и узнай, есть ли что-то по Хаксли. Фархад мой, не лезь с очередными нелепыми вопросами к совету Ордена. Ты ведь это собирался сделать?
— Есть другие варианты? Каким образом ты собираешься выйти на Фархада? Я бы мог спугнуть его, задав о нём вопрос магистру.
— Ты видимо забыл
— Если им нужна принцесса, они её ищут. Они же могут помочь?
— Кому? Тебе? Ты для них никто. Ты не представляешь для них интереса даже в части поиска принцессы. Хотя…
— Хотя, откуда они могут это знать, — продолжил Максим, — ты это имел в виду? Ответ очевиден. Ты следил за мной один?
— Кроме непосредственного наблюдения, я руководил наблюдением.
— То есть, были ещё люди. Не зависимо от количества наблюдателей Фархад, если он также руководил наблюдением, не заинтересован в привлечении ни меня, ни кого-то ещё, к поискам по вполне очевидным причинам. И если он отчитывается перед советом, то они считают, что у него всё под контролем. Ведь, для кого ещё, как не для совета Ордена Лебедя был сыгран весь этот спектакль?
— Не только Лебедя, — добавил Карл.
— То есть?
— У Ордена Лебедя могут быть все основания заподозрить в похищении Орден Дракона, что отвлечет их от нужного направления и запутает все следы. Я уже сказал о провокации. Нужно искать того, кому она нужна.
— Это кто-то со стороны, — задумчиво проговорил Максим.
— Нечего гадать.
— Сбить с толку всё и всех, запудрить мозги сказками о «драконах» и «лебедях», обвинить в участии в наркобизнесе кандидата в президенты, разоблачить наркобаронов, подпитывая историей о том, что в ней замешан дракон, рассказать о похищении злодеями законной принцессы — символа добра, чей дворец расположен в центре Города, недалеко от президентского дворца… Кому, как не тем, кто не хочет лишиться власти?
— Я повторяю: нечего гадать.
Воскресный день решил не баловать горожан чудесной погодой. Когда Максим возвращался в «Рапсодию», всё также моросил дождь, и небо было плотно заправлено беспросветной серой простыней. У входа в гостиницу остановилась карета, и кучер, спустившийся с козел и, зажав между пальцев сигарету, высматривал прохожих в надежде попросить огня. Подошедший Максим оказался очень кстати. По просьбе кучера он достал из кармана зажигалку и протянул её, давая прикурить. В это же мгновение дверь кареты распахнулась, и кто-то с силой затолкнул его внутрь. Его горло сжали и набросили на голову мешок. Карета дернулась.
Видимо заехав в какую-то подворотню, Максима вытащили из кареты и перетащили в автомобиль… поехали… приехали… вытащили… снова перетащили… посадили…
Левый глаз затек, челюсть припухла, из носа текла кровь. Руки были привязаны к спинке стула. В горле пересохло.
— Похоже, ты тупой, — раздался за спиной голос
Шнайдер ткнул Максима в лоб и сел перед ним за стол, предварительно положив на него диктофон.
«Я хотела услышать твой голос».
«Жанна?»
«Здравствуй, мальчик мой»
«Здравствуй. Ты где?»
«Я в логове Дракона. Только что с концерта».
Шнайдер нажал на паузу.
— Ты какого хрена творишь, урод? Что у тебя с Роллан? — сдавленным голосом зарычал Шнайдер.
— Я оказываю ей психологическую поддержку по телефону, — прохрипел Максим.
Шнайдер дал кому-то знак и Максим ощутил хлесткий удар в правое ухо. В голове зашумело.
— Мои люди доложили мне, что видели незнакомца, выходящего из гостиницы в Ветреном, и уходил он от Роллан. Ты был там?
— Чудесный городок. Милый, приветливый, надо полагать, — не сдавался Максим. — Что ты докопался? Не был я ни в какой гостинице. Мы дружим с Жанной, как обычные свободные граждане свободного демократического Города. Тебя не устраивают Городские законы, касающиеся прав человека? Предложи внести поправку в конституцию. Ты же юрист…
Удар в левое ухо.
«Я о Шнайдере. Он умудряется связываться со мной чуть ли не каждый день. И всё твердит мне о своей безумной затее с троном, в которой я ничего не могу понять. Его отец очень страшный и могущественный человек».
— Что она тебе об этом рассказывала?
— Я вообще не понимаю, о чём ты сейчас, и о чём она тут говорит. Мне плевать на ваши «замуты». Чего ты от меня хочешь?
— Я хочу, чтобы ты сдох, как крыса, но пачкаться о твою мерзкую рожу мне не с руки. Я хочу, чтобы ты подыхал медленно и без удовольствия, как это происходит со всеми, кто встает у меня на пути. Ты, видимо, меня совсем не знаешь, как и не знаешь тех, кто не понимал, о чём я им говорил. Я вижу, что у тебя с Жанной есть связь. Я вот только не могу понять, что она нашла в таком червяке, как ты.
— У неё своеобразный вкус, — объяснил Максим.
— Тварь, — снова зарычал Шнайдер и на этот раз решил не использовать стороннюю поддержку, и оставил отпечаток своего каблука на щеке Максима.
— Ты уверен в том, что Жанна тебе ничего рассказывала? — снова спросил Шнайдер.
— О чём, боксер?
— О том, что я тебе только что дал послушать.
— Ничего она мне не рассказывала. Ничего я не знаю и не понимаю, но даже, если бы я что-нибудь и узнал, что-то такое, о чём ты меня спрашиваешь, мне было бы по фигу. Я у вас тут ничего не понимаю и понимать не хочу. И Жанна всего лишь моя знакомая, которая повстречалась случайно и также случайно позвонила. Что тебе ещё нужно? Ты известная личность, сын известной личности, Жанна известная личность, дочь известной личности. У вас свои игры. Каким боком я могу оказаться внутри ваших пересечений? Ты сам думаешь, что спрашиваешь? Ведь, ты её не любишь, нужна она тебе, как картинка. Я тебе зачем? Что это за «пацанские разборки»? Ты же солидный человек! Ты политик. Занимаешься хренью какой-то.