Синтез

Ярне Борис

— Договорились.

— Тьфу ты господи, договорился.

Максим смеялся.

— Вот скажи, Волков. Ты ведь умный человек. Почему тебя так сложно понять? Почему ты такой странный? То скрытный, то недоступный, то… какой-то сумасшедший. Вот как может прийти на ум идея о единстве всего человечества? Это в мире, где войны не прекращаются ни на минуту.

— Когда мы с тобой ходили в юнкерах, всё было проще и яснее. Под выпуск меня вдруг озарило, что слишком всё просто и, как следствие, скучно. Мы

были так заняты собой, предаваясь всевозможным развлечениям, что мыслям о чём-то большем не хватало места.

— И ведь это было чудесно! Ну, кто ещё, кроме тебя, посмеет с этим не согласиться? Долг, служба, семья, родина. Потомство, наследство, фамилия. Слава!

Максим улыбался, глядя на Панина.

— Люблю тебя, Паня. — Он обнял друга. — Когда весь наш выпуск увидим?

— Не волнуйся на этот счет. Всех зову на свадьбу.

— Порой я жалею, что свернул с пути службы, но…

— Но? — с нетерпением спросил Панин.

— Но, уверен, цель и стремления мои должны принести больше пользы на том поприще, что я выбрал.

— Для кого?

— Для всего человечества.

— Но, как же?..

— Друг мой, Панин, подпоручик доблестный! Не пришло ещё то самое время, и далеко ещё людям до единения. А потому, в реалиях настоящей истории есть у меня лишь одна святыня, коей я готов посвятить всего себя без остатка.

— Ура, о, друг! Мы вместе снова! А если враг решит напасть?

— Бок обок встанем под знамена, и меч вонзим во вражью пасть!

Друзья рассмеялись и, одновременно поднявшись со своих мест, кинули взор на противоположную сторону Невы, туда, где возвышался Исаакиевский собор, зеленел Эрмитаж и стремился ввысь шпиль Адмиралтейства.

— Никогда ты не задумывался о том, насколько велика Россия? — вдруг спросил Максим. — Не в устоявшемся понятии, а в жизни, в реальности, по-настоящему. Вживую! Можешь ты себе представить бескрайние степи Волги или Дона, дремучие леса Сибири, холод тундры, зной Азии, высоту Кавказа, сопки Дальнего востока? Это же уму непостижимо! Это же все нужно увидеть собственными глазами, понять, почувствовать.

— А ради этого мы и живем, этому служим, и за это умрем, — серьезно произнес Панин, кладя руку Максиму на плечо.

Максим, последовав примеру Ивана, поднес ладонь ко рту и выкрикнул в сторону востока:

— Мы с тобой!

Прохожие вздрогнули.

— Мы всегда с тобой! — повторил Панин.

— Вот чудаки, — смеясь, прокряхтел кучер, ослабляя вожжи.

— Пока свободою горим! — воскликнул Максим.

— Пока сердца для чести живы! — подхватил Иван.

И вместе:

— Мой друг, отчизне посвятим души прекрасные порывы!

Карета рванула и друзья, смеясь, плюхнулись обратно на сиденья.

— Блеск общества! — прошептал Максим.

— Мне

уже скучно, — в сторону ворчал Панин, — наши с тобой тетушки старомодны. Моя меня просто ненавидит, поэтому и передала через твою тебе обо мне.

— Душа моя, Максим Сергеевич! Возмужал, возмужал! Всё так же красив и одинок, изящен и скромен, дерзок и робок. Милый мой лорд Байрон!

— Екатерина Петровна, вы определенно не оставляете мне места и времени для комплементов в ваш адрес. Вы с вашей неиссякаемой молодостью продолжаете смущать кавалеров своим накалом.

— Негодник! — рассмеялась Екатерина Петровна, его родная тетя по отцу. Она была старше отца на двадцать пять лет и уже имела внуков. За свою жизнь она перебывала во всех клубах Санкт-Петербурга, основав свой собственный. А светские рауты были её слабостью. Ими она славилась на всю столицу. — А это, надо полагать, Иван Сергеевич Панин? Прямо-таки, Тургенев.

Иван щелкнул каблуками и склонил голову.

— Каков молодец! Вы вдвоем способны будете обратить на себя внимание всего дамского общества. Вы также одиноки?

— Он помолвлен, — ответил за друга Максим.

Панин поперхнулся.

Екатерина Петровна ухмыльнулась, проследив за взглядом Ивана.

— Вы поторопились с ответом, мой мальчик. Ваш друг совсем не желает, чтобы об этом все узнали. Не так ли, Иван Сергеевич? Так соблазнительно хрустят из залы дамские платья.

— Вы верны себе, тетушка, — заметил Максим.

— Я очень рано стала вдовой, — улыбнулась тетя. — А тебе, Максим, очень подошёл бы офицерский мундир. Как он чудесно смотрится на твоём друге.

— Преобладание военной формы над штатской говорит о войне или её приближении, как бы изящно не выглядели военные мундиры.

— А вы с этим не согласны, юный друг? — произнес подошедший к беседующим мужчина средних лет с пышными усами в мундире полковника.

— Григорий Павлович! — радостно воскликнул Максим.

— Максим, Иван, — откланялся полковник, — Екатерина Петровна ещё не успела вам перечислить поимённо всех присутствующих дам на выданье?

— Подготавливала плацдарм, как это у вас говорится, — отшутилась Екатерина Петровна. — Одно могу сказать с полной уверенностью, молодые люди будут нарасхват.

— Вы в опасности, молодые люди, — заверил Григорий Павлович.

Заиграла музыка.

— Не волнуйтесь, это ещё не танцы, — успокоила Екатерина Петровна кавалеров, — но вы влейтесь уже в общество. Приём все же…

— Так насчет приближения войны, — перебил её полковник. — Разве не назревает что-то в центре Европы? Германия, Австро-Венгрия. А наше сравнительно недавнее фиаско на Дальнем востоке? Османская империя точит ножи, хоть и разваливается. Английский лев всегда на задних лапах…