Синтез
Шрифт:
— Чудесная идиллия, — согласился Максим. — Я «за». Жаль в жизни всё происходит по-другому.
— Но, всё изменится. Всё уже изменилось, — заметила Рита.
— Что ты имеешь в виду?
— Я уже рассказывала тебе о том, что со мной было в том мире. И я хочу забыть об этом навсегда. Когда мы оказались тут, всё несколько изменилось, и появилась надежда на лучший путь, на новую жизнь, на перспективы. Одним словом, надежда на то, что всё изменится к лучшему, и непременно. Однако, несмотря на то, что меня устроили работать в больницу, доучиваться в институте, всё оставалось в каком-то напряжении. Я уже не говорю о том, что было
— Про лицо подробней. — Максим чувствовал смысл слов Маргариты, но у него не хватало смелости продолжать разговор в том же русле.
— Такое, — Рита рассмеялась, — детское. И доброе.
— Детское, значит.
— Юное. Чистое.
— Хорошо. Пусть, юное, — Максим улыбнулся.
Рита зачерпнула воду и закинула брызги вверх.
— А когда я увидел тебя у замка, сразу же, как ты спустилась, я так крепко обнял тебя, ты, наверное, не помнишь, что в этот момент решил, что достиг цели всей своей жизни. Неся тебя на руках, я готов был делать это бесконечно.
Рита снова рассмеялась.
— Свой мир там я оставил давно, — вдруг грустно произнес Максим. — Меня там не было. Я так кичился перед друзьями своей позицией всеобщего протеста, не имеющего под собой реального воплощения, что, в конце концов, все это поняли, или им надоело об этом слушать. Ведь, я ничего не делал. Ни нормальной работы, ни нормальной жизни. Одна лишь тоска и не проходящая депрессия. Иногда я вкушал винные пары от этой тоски и депрессии. Но становилось только хуже. Мне двадцать шесть лет, а я не помню, когда в последний раз влюблялся. Даже в институте, мне кажется, этого не было. Не было никакой эмоциональной привязанности. А ведь я сам загнал себя в сети безысходности. Я поставил на себе клеймо потерянного поколения. И ничего не предпринимал. Двадцать шесть лет, а я умер для этого мира.
— Не говори так, — серьезно сказала Маргарита.
— Это всё было там. Хотя. Знаешь, я так завидую тем, кто прошёл войну, Великую Отечественную. У них была настоящая цель. Им было за что умирать. Ещё, ты не поверишь, я завидую молодежи начала двадцатого века, дворянской. Хотя, и девятнадцатого, и восемнадцатого. Наверное, любого, кроме нашего времени. Итак, пусть будет начало двадцатого. Больше всего, почему-то. Мне кажется, у них в тот момент было больше всего шансов изменить историю страны. В конце девятнадцатого века Россия была сильнейшей державой. А вот с начала двадцатого все пошло куда-то вниз. Я не очень хорошо помню историю, но, кажется, это было так, во всяком случае, так преподнесено. И вот у них, выходцев из лучших семей, имеющих блестящее образование, были силы и возможность повернуть историю. Но что-то опять случилось.
— А ты знаешь, — сказала Рита, — в твоей внешности есть что-то такое, интеллигентное, такое, надеть на тебя офицерский мундир, и ты уже в начале двадцатого века. Нет, я серьезно. Настоящая контра, ваше благородие.
Максим улыбнулся.
— Ладно, об этом я могу говорить долго. Когда я оказался здесь, и мы очень быстро потеряли друг друга, я снова попал в те же сети, из которых, казалось, меня выпутала судьба и забросила сюда. Я пустился
— Можно, — нежно проговорила Маргарита.
— Но одну историю я должен тебе рассказать. Иначе, мне кажется, что я не полностью с тобой открыт. Как только мы совместно с Яном, Купером и Карлом, — потом расскажу, кто это, — выработали план твоего поиска, я решил подготовить себя к… Я не знаю, как это сказать. Это даже не связано именно с поездкой сюда, это было общим инстинктом. Я вмазал для храбрости двести грамм водки и намеренно направился в кабак, где тусуются отморозки, которые обязательно докопаются до меня. Я пришёл туда и сделал всё так, как хотел, так, чтобы это вошло мне в нерв и в инстинкт, так, чтобы силе не оставалось времени на раздумье. Я был очень жесток…
Максим подробно рассказал о происшествии в придорожном кафе.
Маргарита задумалась. После чего спросила:
— Тебе это помогло?
— Думаю, да. Кроме того, я понял, что способен на гораздо большее… зло.
— Что ж, мужчин порой понять не так легко, как кажется.
— Женщин-то понять, вообще, невозможно.
Рита рассмеялась.
Больше они не касались столь грустных тем и принялись рассказывать друг другу разные веселые истории из своей жизни, обсуждали кино, музыку, всё, что угодно. Болтали, не переставая, и перебивая друг друга, весь день.
Вдруг Максим изменился в лице.
— Тихо.
— Что такое? — спросила Рита.
Максим поднес палец к губам и начал осматриваться. Пока они плыли, пару раз горы сменялись равниной, и они долгое время могли наблюдать красоты полей и редких сосновых боров среди них. Сейчас же они снова оказались в горной части реки. Но горы здесь были не столь высоки.
— Я слышу шелест воды. Ты слышишь?
— Теперь да.
Максим поднажал на весла и вскоре они увидели водопад.
— Это шанс найти озеро, — сказал Максим, разворачиваясь к берегу.
Приковав лодку к высокой сосне и прихватив рюкзак с вещами, Максим с Ритой направились вверх вдоль водопада.
— Миледи, нам повезло! — воскликнул Максим, когда они добрались до озера. — Вон там, видишь, источники. Озеро длинное, так что можно не бояться ошпариться. Итак, назначаю банный день. Уступаю вам первой вкусить блаженство горной чистоты.
Рита склонила голову.
— Я буду вон там. Охранять вас. Ну, и не смотреть в вашу сторону.
Рита рассмеялась.
— Мы же полотенца покупали? — спросила она.
— Никакой романтики. — Максим полез в рюкзак за полотенцем.
Пока Рита купалась, Максим осматривал окрестности. Ему показалось, что горы заканчиваются где-то метрах в трехстах, и сквозь сосновый бор проглядывается равнина.
— Как хорошо! — раздавалось со стороны озера. — Просто рай!
— Не стоит привыкать! — заметил Максим и посмотрел на часы. Половина шестого. Солнце приготовилось прятаться.
— Я не могу покинуть это место! — не могла угомониться Рита.
— Что ж, будешь горной русалкой.