Синтез
Шрифт:
— Согласись, это один из элементов ощущения жизни. Через сильные эмоции, через негатив, через боль можно много чего прочувствовать. И потом думать, что за смысл тебе интереснее.
— Я устал…
— Ты просто слабак!
Грезы, грезы, грезы. Сколько же можно ждать чуда? Все мы самые лучшие и единственные, самые сильные, умные, красивые. Короче, все одинаковые. Разница заключается лишь в том, кто как себя подаст. Или продаст? А это зависит исключительно от случая.
Чушь какая-то…
Создай
— Слабак… — прохрипел Максим.
— Кто слабак? — поинтересовался Купер. Максим услышал, как что-то звякнуло.
— Ой ты ж ё-моё. — Максим оторвал голову от подушки и ощутил, как ей плохо.
— Думаю, сегодня нужно устроить разгрузочный день. — Джон выставил на стол четыре бутылки пива, одну из которых тут же взял и открыл. Он сделал глоток и посмотрел на Максима.
— Тебя подтолкнуть?
— Я не возражаю, — снова прохрипел Максим.
Джон открыл еще одну бутылку и подал Максиму. Тот жадно присосался к ней, не останавливаясь, выпил половину, и отдышался.
— Хорошо. — Он поднялся и сел на кровати. — Сколько сейчас?
— Чего? — спроси Купер.
— Времени.
— Да черт его знает. Пятница или суббота. — Он прикурил сигарету. — Суббота, вроде, хотя, какое это имеет значение. А в воскресенье мне нужно будет отчалить на пару дней. Кстати, в среду меня с группой пригласили на великосветский гудёшь.
— Куда?
— Будем квасить в каком-то модном клубе, совсем другого пошиба. Типа светского раута будет, с мелкими олигархами и акулами шоу-бизнеса. Рок роком, но всё завязано на бизнесе. Придется поучаствовать. Пойдем с нами.
Максим взглянул на часы, висевшие на стене.
— Я нет, не… Если часы идут, то сейчас пять часов. Ты когда встал?
— Два пива назад, — не задумываясь, ответил Купер, — я бы давно пришёл, да мне тут передали, что девица у тебя.
— Ё-моё! Точно. Была. Какие на сегодня планы?
— Только пиво. Может, немного травы. Ты не думай, я не всегда так. У меня разгрузочный период, сопряженный с творческим кризисом и плановой депрессией.
— А репетиции?
— Да вот их и нет теперь.
— И надолго? Я просто не пойму, каким боком я…
Максим тем временем оделся и разглядывал в зеркале свою небритую физиономию.
— Это судьба, Макс! — воскликнул Купер. — Ты просто не представляешь, как ты вовремя и кто…
— Не понял, что кто?
— Я хотел сказать, что очень вовремя попался не кто-нибудь, а именно ты.
— А почему? — не понимал Максим, допивая пиво.
— А вот этого я не могу объяснить. Есть в тебе что-то…. Не знаю, что.
— Кстати, знаешь, что я подумал, Джон? — перебил его Максим. — Что касается свободы и пути к ней через вот то, что нам Белоснежка эта подкинула, или через стакан…
— Что? —
— Это не путь к свободе. В смысле, через уход от жизни. Сейчас. Значит так, уход от жизни — это не путь к свободе. Вот. От жизни, от реальности. То есть, может, это и путь куда-то, но не к свободе. И… нет, это вообще не путь через уход, это просто уход. Уход от реальности.
— Ну?
— А когда мы уходим от реальности? Когда не можем с нею справиться. А почему мы не можем с нею справиться? Потому, что сил у нас не хватает. Или, вообще, нет. Мы недееспособны не потому, что вокруг все так плохо, а потому что мы недееспособны. У нас ни не хватает сил, у нас их просто-напросто нет. Мы слабы. Мы не в состоянии справиться с реальностью, потому что мы слабы. Мы не в состоянии справится с жизнью, потому что мы слабы. Мы не можем жить, потому что мы слабы. Мы уходим от реальности, потому что мы слабы. Мы не имеем права идти к свободе никакими путями. Мы не заслуживаем свободы, потому что мы слабы.
Купер затянулся, допил пиво, поставил бутылку на стол, повернулся к Максиму и, помолчав минуту, сказал:
— А не хлопнуть ли нам по такому случаю виски?
— Заметьте, не я это предложил. А у тебя есть бритва, а то я как бомж себя ощущаю?
— Посмотри в тумбочке. Должа быть. Я распорядился, чтоб тебе тут всё для жизни накидали.
— Ладно. Вообще, я в отеле живу. Мне бы…
— Да успеешь ещё. Ты гость, и плевать мне на то, что ты там какой-то гость. Сейчас ты мой гость. Давай собирайся.
Максим допил вторую бутылку пива, пока приводил, хотя, вернее будет сказать, пытался привести себя в порядок, и почувствовал бодрость в теле и желание утолить аппетит.
На этот раз вечер оказался более разнообразным. Максим с Купером не стали загоняться с употреблением алкоголя и размеренно потягивали виски, плотно закусывая и мерно беседуя о высоких материях. Через какое-то время они обратили внимание на то, что музыка, играющая здесь круглые сутки, не прерываясь, вдруг затихла, и на фоне общего оживления раздался свист настраиваемого микрофона, заглушаемого громом подключаемых музыкальных инструментов и аппаратуры.
— Начинается, — улыбаясь, сказал Джон.
— А что такое? — поинтересовался Максим.
— Волк караоке решил устроить.
— Кто?
— Волк, это кличка ударника нашего, забыл уже? Сейчас, все кто хочет, может на сцену выходить и петь, что ему вздумается, а наши ему подыгрывать будут. Не хочешь?
— Да что-то не тянет, — устало ответил Максим.
— Ты, кстати, какую музыку предпочитаешь? Или у вас все совсем по-другому?
— Ух. У нас. Я что-то уже стал забывать, что я у вас, а не у нас. Да всё то же самое. Я вот уже неделю здесь и пришел к выводу, что…. Нет, к выводам я ещёе ни к каким не приходил, но различий я не вижу. Это факт. А музыка. Да вот эта самая. Рок. Да и ролл. Ха! Мне, вообще, порой казалось, что я слышу тут наши группы. Настолько всё похоже. Нет, Джон, в хорошем смысле.