Синяя лилия, лиловая Блу

Стивотер Мэгги

— Итак, он уже спал, когда они ушли, — сделал вывод Гэнси, хотя сейчас слово «спящий» казалось слишком лёгким для этой ситуации. Перед ним вспыхнуло воспоминание, хотя это было не настоящее воспоминание, это было видение, которое посетило его в Энергетическом пузыре. Глендовер на спине лежит в своем гробу, руки скрещены на груди, меч в одной руке, кубок – в другой. Гэнси проводит рукой над шлемом, испуганный и восторженный, и, наконец, смотрит в лицо своему королю спустя шестьсот лет. — Они удерживали его душу с телом.

— Точно. И теперь, когда я здесь,

когда я видел твою линию... Я верю, что они проплыли весь этот путь, потому что искали это место. — Мэлори провел по карте.

— Вирджинию?

— Энергетический пузырь.

Слова повисли в комнате.

— Если и не сам Энергетический пузырь, то точно место типа этого, — продолжил Мэлори. — Они, может быть, просто следовали показаниям энергии, пока не смогли найти место с достаточной силой, чтобы поддерживать душу в бездействии сотни лет. Или, по крайней мере, дольше, чем, как думала его свита, они сами проживут.

Гэнси обдумывал всё это.

— Экстрасенсы говорили, что есть трое спящих. Не только Глендовер, но и ещё двое. Полагаю, ваши слова объяснили бы, почему здесь могут быть и другие. Не обязательно потому, что никто не пытался усыпить кого-то другого в другом месте, а потому что такое было невозможно нигде, только здесь.

Это пробудило робкую неприятную мысль представить, как вас отправили спать, а вместо этого — к доверительной, случайной смерти.

Они вдвоём пристально смотрели на карту в течение нескольких минут. Затем Мэлори произнёс:

— Я в кровать. Мы завтра исследуем, или я могу снова съездить в другую Вирджинию, чтобы взять больше карт?

— Другую?... Западную. Западную Вирджинию. Думаю, нам нужно поехать с вами после уроков.

— Превосходно.

Мэлори оставил свою нестандартную чашку чая на бильярдном столе и удалился с Псиной.

Гэнси стоял, не двигаясь, в холле после того, как дверь закрылась. Он стоял так долго, что почувствовал себя дезориентированным; может, стоял там минуту, может, стоял час. Это могло быть сейчас, это могло быть год назад. Он был такой же частью комнаты, как и его телескоп, и его стопки книг. Неизменно. Невозможно изменить.

Он не мог решить, устал ли он или устал от ожидания.

Он задавался вопросом, где Ронан.

Он не позвонил Блу.

— Смотри, я вот что нашел.

Гэнси подпрыгнул точно в тот момент, как распознал голос Ноа. Мёртвый мальчик сидел, скрестив ноги, на конце матраца Гэнси в центре комнаты. Гэнси с облегчением заметил, что Ноа выглядел более чётким, чем тогда, когда они виделись в последний раз. В руках он держал ком тёмно-серой глины, который смял в маленького негативного снеговика.

— Ледяной глиняный чувак, — произнёс Ноа, развлекая сам себя. — Я взял его в комнате Ронана. Смотри, он тает.

Гэнси рассматривал глину поближе, когда сам сел, скрестив ноги, зеркально отражая позу Ноа.

— Он вытащил это из сна?

— Думаю, с заправки. В глине есть металлические чешуйки или что-то такое, — сказал Ноа. — Видишь, он держится на магните. А спустя время заглатывает

и съедает магнит.

Они наблюдали. Наблюдали долго. Глина двигалась так медленно, что у Гэнси заняло целую минуту поверить, что, в конечном итоге, воск с металлическими вкраплениями, вероятно, охватит магнит.

— Предполагается, что это игрушка? — спросил Гэнси.

— Для детей шести лет и старше.

— Это худшая игрушка, что я когда-либо видел.

Ноа усмехнулся и сказал:

— Как ссать против ветра.

Оба захохотали от слов Ронана, вышедших из уст Ноа.

Низу глиняной фигурки удалось спрятать магнит, а Гэнси даже не заметил движения.

— Что за фраза про поспешишь? — спросил Ноа. — Поспешишь – людей...

— ...людей насмешишь, — закончил Гэнси. — Ноа, не уходи. Я собираюсь спросить тебя кое о чём и не хочу, чтобы ты ушёл, как делаешь это обычно.

Мёртвый мальчик поднял голову, чтобы встретить взгляд Гэнси. Хоть он и не выглядел прозрачным или неправильным, он был неумышленно тревожащим при таком освещении. Что-то было в его неморгающих глазах.

«Это мог быть я. Это должен был быть я».

— Ты слышал его? Когда ты... когда ты умирал? — Гэнси пожалел, что уже спросил, но надавил: — Ты тоже слышал голос?

Пальцы Ноа коснулись его размытой щеки, хотя он, казалось, не заметил. Он покачал головой.

Если Гэнси и Ноа умирали на энергетической линии в одно время, почему Гэнси выбрали, чтобы он жил, а Ноа выбрали, чтобы он умер? По всем правилам, смерть Ноа была более несправедливой: его убили ни за что. Гэнси ужалила смерть, которая преследовала его шаг за шагом больше десятилетия.

— Я думаю... Энергетический пузырь хотел быть пробуждённым, — сказал Ноа. — Он знал, что я не сделал бы того, что должно было быть сделано, а ты сделал бы.

— Он не мог этого знать.

Ноа снова покачал головой.

— Легко знать множество вещей, когда время движется вокруг вместо того, чтобы двигаться прямо.

— Но... — начал Гэнси, но не знал, чем мог возразить. В действительности был просто факт медленной смерти Ноа, и, казалось, не было никого, на кого он мог бы направить свое возражение. Он коснулся одного из своих ушей, мог почувствовать призраки тех ос, что ползали вокруг. — Когда мы найдем Глендовера, я попрошу его вернуть тебя. В качестве милости.

Ему не нравилось произносить это вслух, не потому что он не имел в виду то, что говорил, а потому, что им не было ясно, как эта милость работала, или работала ли она вообще, а он не любил давать фальшивых обещаний.

 Ноа тыкнул глиняного человечка. Это больше не был человечек; только потому что Гэнси видел его раньше, он всё ещё мог определить очертания фигуры в безликой куче.

— Я знаю. Это... это мило.

— Но?...

— Не бойся, — неожиданно произнёс Ноа. Дотянувшись, он убрал руку друга от уха. Гэнси даже не понимал, что всё ещё мягко его касался. Наклонившись вперед, Ноа дунул своим прохладным мёртвым дыханием по уху Гэнси. — Здесь ничего нет. Ты просто устал.