Синяя лилия, лиловая Блу

Стивотер Мэгги

Адам позволил себе тоскливый момент, в котором вообразил Адама Пэрриша, выросшего в этих полях вместо пыльного парка за пределами Генриетты – Адама Пэрриша, который позволил себе хотеть этот дом для себя. Но такое было невозможно, как и пытаться представить Ронана преподавателем в Аглионбае.

Он не мог понять, как Ронан научился быть жестоким в таком защищённом месте.

Ронан отыскал две чёрно-пурпурных сливы, которые ему понравились. Он бросил одну Адаму, а затем дёрнул подбородком, указывая Адаму шагать следом.

По некоторым

причинам Адам определил в уме, что все те разы, когда Ронан пропадал в Барнс, он готовил дом для себя и Меттью. Это была такая правдоподобная мысль, что он удивился, когда Ронан повёл его вокруг дома к одному из множества сараев, построенных на их земле.

Это был большой, длинный сарай, который, вероятно, предусматривался для содержания лошадей или крупного рогатого скота, но, вместо этого, хранящий хлам. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что это фактически хлам из сна, неуловимо состаренный пылью и выцветанием.

Ронан перемещался в тусклом пространстве с легкостью, подхватывая часы, фонарь, катушку странной ткани, взгляд на которые почему-то причинял Адаму боль. Ронан нашёл своего рода призрачный светильник на ремне; он перекинул его через плечо, чтобы взять с собой. Он практически сгрыз свою сливу.

Адам задержался в дверях, наблюдая сквозь крупинки пыли, оставляя сливу на потом.

— Это то, над чем ты работаешь?

— Нет, это отца. — Ронан подхватил маленький струнный инструмент. Он повернул его так, чтобы Адам мог увидеть, что струны были из чистого золота. — Посмотри.

Адам присоединился к нему. Хотя у него и была домашка, которую нужно делать, и Энергетический пузырь, о котором нужно позаботиться, было трудно торопиться. Воздух в сарае был сонный и неподвластный времени, и не было ничего неприятного в том, чтобы порыться в чудесах и безрассудствах. Кое-что в сарае оказалось механизмами, которые всё ещё работали загадочным способом. А другие вещи были тем, что, должно быть, Найл Линч пригрезил в жизнь, потому что теперь они спали. Они обнаружили спящих птиц среди хлама, спящего кота, старомодное чучело медведя, которое тоже, должно быть, было живым, потому что его грудь поднималась и опускалась. Со смертью их создателя все они были за пределами бодрствования, пока, как мать Ронана, не возвратятся в Энергетический пузырь.

Когда они продвигались через старый сарай, Адам почувствовал, как взгляд Ронана скользнул по нему и дальше, незаинтересованность была умелой, но неполной. Адам задался вопросом, замечал ли кто-нибудь ещё. Часть его хотела, чтобы заметили, и внезапно почувствовала себя плохо, потому что это было, правда, тщеславно: видите, Адам Пэрриш желанный, достойный обожания, не просто кем-то, а кем-то вроде Ронана, который мог бы хотеть Гэнси или кого-нибудь ещё, а выбрал Адама для своих голодных взглядов.

Может, он ошибался. Он мог ошибаться.

«Я непостижимый, Ронан Линч».

— Хочешь посмотреть, над чем я работаю? — поинтересовался Ронан. Полностью небрежно.

—

Конечно, — ответил Адам. Совершенно небрежно.

Останавливаясь только для того, чтобы подвесить призрачный светильник на заборный столб, откуда позже его забрать, Ронан повёл Адама через влажные поля к сараю, который они посещали раньше. Адам знал, что они там найдут ещё до того, как Ронан толкнул большую ржавую дверь, и, конечно, внутри оказалось огромное стадо коров всех цветов. Как и все другие живые существа в этих сараях, они спали. Ждали.

Внутри свет был тусклым и коричневым, проникающим через покрытые грязью окна на высокой крыше. Пахло тепло, живо, знакомо, как шерсть, навоз и сырость. Кто нагрезил стадо коров? Неудивительно, что Энергетический пузырь не смог проявиться, пока отец Ронана не умер. Даже беспечные грёзы Ронана и Кавински истощили энергетическую линию достаточно для того, чтобы лес исчез. А это были безделушки, наркотики, автомобили.

Не поля, заполненные живыми существами. Не выдуманная долина.

Вот почему Гринмантл не может иметь даже поддельного Грейворена. Безжалостный Энергетический пузырь также странно хрупок.

Ронан подошёл к двери внутри сарая; за ней находился разбитый кабинет. Везде пыли было достаточно много, чтобы стать грязью. Ветеринарные записи и квитанции на корма желтели на столе. В мусорной корзине валялись древние банки из-под кока-колы. Напечатанные листы без рамок крепились к стенам - флайер какой-то ирландской фольклорной группы, игравшей в Нью-Йорке; старинное изображение каких-то детей, работающих далеко, старой пристани в далекой старой стране. Это всё так отличалось от того, что отец Адама прикреплял на стене своего рабочего места, что Адам снова обдумывал восхищение им Ронана. Кто-то типа него относится к кому-то типа Адама как к достойному...

Ронан ругнулся, когда споткнулся. Он нашёл выключатель и над головами зажглись великодушные лампы дневного света. Здесь было полно мёртвых мух.

При слегка улучшенном освещении Адам увидел следы без пыли, ведущие от стола к офисному стулу у стены. Плед – не грязный – лежал на стуле, и было не сложно представить очертания молодого человека, спящего в нём. Было что-то неожиданно одинокое в этой картине.

Ронан вытащил металлическую коробку с гвоздями от стены и отбросил крышку с ужасным грохотом.

— Я пытаюсь разбудить грёзы моего отца.

— Что?

— Они не мертвы. Они спят. Если я притащу их все к Энергетическому пузырю, они встанут и пойдут. Так что я начал думать, что если я принесу Энегетический пузырь к ним?

Адам не был уверен в том, что он ожидал обнаружить, но не это.

— К коровам?

— У некоторых из нас есть семья, Пэрриш.

Аврора была заперта в Энергетическом пузыре. Конечно, Ронан бы хотел, чтобы она была способна приходить и уходить. Адам пристыженно ответил: