Сионисты против Сталина
Шрифт:
Радзинский лжет даже тогда, когда в этом нет никакой нужды. Кроме того, его ложь настолько примитивна и убога, что опровергается сама собой. Вот архивник приводит цитату В. Невского, из которой следует, что большевики так лицемерно агитировали против выступления, что «только дурак мог сделать вывод, что выступать не нужно». И такой вывод был бы справедлив, если б не знать, что Радзинский по-воровски обкорнал сказанное В. Невским. На самом деле, В. Невский сказал:
«Когда воен. организация, узнав о выступлении пулеметного полка, послала меня… уговорить массы не выступать, я уговаривал их, но уговаривал так, что только дурак мог бы сделать вывод из моей речи о том, что выступать не следует».
В случае получения инструкций от руководства партии агитировать
А, собственно, зачем вообще посылали Невского агитировать в пулеметный полк, в котором, как уверяет нас Радзинский, было «полным-полно большевистских агитаторов»?
Сталин в своей речи на экстренной конференции Петроградской организации РСДРП (большевиков) сказал:
«Нашу партию… обвиняют в том, что она вызвала и организовала выступление 3–4 июля с целью вынудить Центральный исполнительный комитет Советов взять власть в свои руки, а если не хотят взять власть — захватить ее самим.
Прежде всего я должен опровергнуть эти обвинения.
2 июля два представителя пулеметного полка ворвались на заседание конференции большевиков и заявили о выступлении 1-го пулеметного полка. Вы помните, как мы заявили делегатам, что члены партии не могут идти против постановления своей партии, и как протестовали представители полка, заявив, что они лучше выйдут из партии, но не пойдут против постановления полка… Но выступление началось. Пулеметчики разослали по заводам делегатов. Часам к шести мы стояли перед фактом выступления огромных масс рабочих и солдат. Часов в пять на заседании Центрального исполнительного комитета Советов я официально, от имени ЦК партии и конференции заявил, что мы решили не выступать. Обвинять нас после этого в организации выступления, значит говорить ложь, достойную наглых клеветников».
Говоря о «наглых клеветниках», Сталин, скорее всего, в первую очередь имел в виду будущих радзинских.
Чуть ниже слова Сталина подтвердят очевидцы и участники тех событий.
Радзинский:
«2 июля полковой митинг призвал к восстанию. Полк отправил делегатов в другие воинские части, на заводы и в Кронштадт. В Кронштадтской крепости шел непрерывный митинг. Матросская вольница отличилась здесь уже в первые дни революции. В эти „бескровные дни“ на кораблях Балтийского флота были расстреляны матросами 120 офицеров. Матросы сорвали погоны с адмирала Вирена, избивая, приволокли его на Якорную площадь и убили. В тот же день были расстреляны адмирал Бутаков и еще 36 командиров. Военная крепость превратилась в логово пиратов…».
Вполне можно было бы разделить гнев Радзинского по поводу жестокой расправы матросов со своими командирами, но ведь архивник наверняка солгал или о чем-то умолчал. Раскольников, на которого любит ссылаться Радзинский, пишет:
«Что касается нашей партии, то она, едва лишь овладев кронштадтскими массами, немедленно повела энергичную борьбу с самосудами. Расстрелы офицеров, происходившие в первых числах марта, носили абсолютно стихийный характер, и к ним наша партия ни с какой стороны не причастна… Матросы, солдаты и рабочие, вырвавшись на простор, мстили за свои вековые унижения и обиды.
Но достойно удивления, что это никем не руководимое движение с поразительной меткостью наносило свои удары. От стихийного гнева толпы пострадали только те офицеры, которые прославились наиболее зверским и несправедливым обращением с подчиненными им матросско-солдатскими массами. В первый же день революции был убит адмирал Вирен, стяжавший себе во всем флоте репутацию человека-зверя… За адмиралом Виреном, адмиралом Бутаковым, этими патентованными деспотами, жадной сворой тянулась целая вереница мелких, честолюбивых карьеристов, готовых решительно на все…».
Теперь понятно, почему Радзинский не посчитал нужным дать характеристику командирам-«зверям», с которыми расправились восставшие матросы.
Радзинский:
«Именно
Радзинский продолжает самозабвенно лгать, рассчитывая, что никто не станет проверять свидетельские показания Раскольникова. В воспоминаниях Раскольникова по поводу деятельности в Кронштадте делегатов пулеметного полка и «лицемерной» агитации большевиков читаем:
«Первым выступил один из приехавших. Истерическим голосом он описывал преследование анархистов Временным правительством…
— Товарищи, — со слезливым подъемом говорил анархист, — сейчас в Петрограде, может быть, уже льется братская кровь. Неужели же вы откажетесь поддержать своих товарищей, неужели вы не выступите на защиту революции?..
После приезжего оратора с успокоительной речью попробовал выступить тов. Рошаль… Но когда Семен со свойственной ему резкостью и прямотой высказался против демонстрации по причинам несвоевременности и стал горячо призывать к воздержанию от участия в ней, то тысячи голосов закричали „долой“ и подняли такой шум и свист, что моему бедному другу пришлось сойти с трибуны, даже не закончив своей речи… Немудрено, что эта непривычная неудача глубоко расстроила и потрясла тов. Рошаля… На этот раз Брушвит поднялся на трибуну, чтобы развить ту самую точку зрения, которой придерживались мы… Но едва аудитория поняла его намерения, как она тотчас устроила ему такую же неприязненную демонстрацию, как тов. Рошалю, и буквально не дала говорить. Тов. Брушвит, от природы чувствительный, сошел с трибуны, смахивая слезу».
Потрясающее лицемерие! Да всем этим агитаторам надо давать звание народных артистов России. Вот, наверное, у кого брали уроки актерского мастерства Ливанов и Качалов, не говоря уже про Грибова и Яншина. Агитировали, «смахивая слезу»! Оказывается, это была актерская игра, как уверяет нас архивариус.
Ну и, конечно, надо закончить цитату Раскольникова, которую Радзинский привел в обворованном виде: «Я ежедневно звонил в Питер и, вызвав к телефону Ленина, Зиновьева или Каменева… получал инструкции». А вот продолжение текста Раскольникова:
«На этот раз к телефону подошел тов. Каменев и предупредил меня, что со стороны прибывших делегатов-пулеметчиков можно ожидать провокации в связи с тем, что в Петрограде 1-й пулеметный полк, несмотря на сопротивление нашей партии, уже выступил на улицу… и наша партия этот безответственный шаг не поддерживает».
Да — самозабвенно лжет Радзинский!
Радзинский:
«Итак, Ленин проиграл, а что же Коба? В случае победы он приходил к власти вместе с партией. Но и в случае поражения он тоже приходил к власти… внутри партии. Такова была его головоломная комбинация».
Грустно наблюдать, как уродует психику и умственные способности человека профессия драматургического архивариуса.
Радзинский:
«Временное правительство подписало указ об аресте большевистских лидеров. В списке — Ленин, Троцкий, Луначарский, Зиновьев, Каменев… Коба перевозит Ленина к своим друзьям Аллилуевым. Но Ленин не хочет находиться в Петрограде, он смертельно напуган возможностью суда. И опять помог верный Коба. Он организует новое пристанище для Ленина и Зиновьева: дом рабочего Емельянова недалеко от Сестрорецка. И на вокзал Ленина провожает он же — верный Коба. Спаситель Коба… Емельянов укрыл беглецов в местах сенокоса — на берегу озера, в шалаше. Ленин и Зиновьев проживут там до осени. А руководителем партии остался… Коба-Сталин!
…Он (Ленин. — Л. Ж.) объявил подготовку к вооруженному восстанию… Из шалаша Ленин продолжает руководить партией — но через Кобу… Длинная шахматная партия завершилась».