Сиреневая весна
Шрифт:
— Просто у тебя странная, неадекватная реакция на эту историю. Что бы я ни сделала, я тебя сильно раздражаю.
— Ты ошибаешься. Просто ты стала — ни рыба ни мясо. Поэтому я и вспомнила про Русалку.
— То есть?
— Шерли, посмотри на себя: где твой задор? Где твои ямочки на щеках?
— Они иногда бывают.
— Где твоя привычка сражать всех мужчин наповал?
— Она иногда тоже проявляется.
— …И заставлять их бегать за собой табунами!!! Что с тобой сделал этот паршивый
— Он уже не очкарик.
— Не перебивай! Ты позвала меня сюда, чтобы услышать правду, вот и терпи! Итак, этот паршивый очкарик, этот герой-любовник, который запутался в собственном вранье, сейчас, кстати, крутит роман со своей секретаршей.
— А как же Натали?! — ахнула Шерли, непроизвольно загоревшись интересом.
— А что Натали? Она же, можно сказать, муза. Она доступна для него только в мечтах.
— Ага! Я видела на прошлой неделе, как он тискал и целовал эту музу прямо на крыльце своей конторы. При всех.
— Да ты что! — Грета была сильно озадачена. То ли поведением Антуана, то ли своей неосведомленностью.
— Кстати, откуда тебе известно про секретаршу?
— Она — моя соседка, — мрачно ответила Грета. — Я уже несколько раз видела, как он ее провожает, потом заводит в гости на пару часиков, потом…
— Хватит!
— Шерли, а что ты так переживаешь? Ты ведь сама сказала, что у тебя есть Даллас.
— Думаешь, это легко забыть? И мне неприятно, что он так себя ведет… Вел…
— Ведет. Потому что Мария появилась только в конце марта. Кажется, ты как раз его бросила.
— Ему просто не с кем стало спать!
— Вот об этом я тебе и говорю. Натали — недоступна для него. Ну а поцеловаться при всех… Почему бы и нет? Может быть, он что-нибудь кому-нибудь доказывал.
Шерли задумалась. А вдруг Антуан и правда знал, что она может все увидеть, и устроил эту сцену с поцелуем именно для нее, Шерли? Ведь его темпераментное поведение и безумная драка у «Безумного чаепития» — не что иное, как выражение ревности.
Интересная мысль! А что, если Антуан все последнее время лишь изображал…
— Ты меня слышишь, дорогая? О чем ты грезишь: о Далласе, я надеюсь?
— Да, — соврала она.
— Ну так вот: вытряхивай себя из этого пленительного образа серой мыши и начинай жить, как раньше.
— Как раньше?
— До порабощения.
— Я сейчас действительно думаю о другом мужчине, если хочешь знать!
— Да никакой другой мужчина не посмотрит в твою сторону, пока ты будешь улиткой, которую только что засушил и выкинул Антуан.
— Посмотрит. И уже посмотрел!
— Ну и что? Посмотрел и бросил?
Шерли сокрушенно молчала. Возразить было нечего. Даллас сейчас в Нью-Йорке, рядом со своей невестой. А ей он даже ни разу не позвонил, чтобы сообщить, насколько задерживается.
— Ты забыла себя настоящую: веселую, взбалмошную, сильную, уверенную в себе! Что с тобой произошло, Шерли? Любовь к Антуану не только сломала тебя, но еще и ослепила. Ты перестала видеть очевидные вещи.
— Антуан не виноват.
— Вот и славненько! — Грета поднялась с кресла. — Знаешь, в моей мастерской занимаются двенадцатилетние дети, почти подростки. Я учу их не только рисовать, но и видеть жизнь. И я готова помочь любому из них разобраться в этой жизни! Я помогу любому, кто меня попросит, но только в том случае, если я пойму, что человек готов что-то делать сам! А ты, милая моя, страшно мучаешься, но при этом ждешь, что все решится само и сделается чужими руками. Нет уж! Дудки!
— Грета, подожди. Ты меня недооцениваешь.
Подруга презрительно остановилась:
— Вот опять, посмотри на себя! «Ты меня недооцениваешь!». Что ты ноешь, что ты все время ноешь?!! Да прежняя Шерли вытолкала бы меня за дверь после такого заявления! Поздравляю: у тебя еще и самолюбия не осталось ни капли!
— Грета!
— Но вот что я тебе скажу на прощание. — Она не на шутку распалилась. — Ты хоть и считаешь своими любимыми подругами Синди и Мишель, а вовсе не меня, но я тебе все равно скажу!
Шерли слушала ее чуть ли не с ужасом. Все знали, что Грета резка на высказывания, но такого еще никто не видел.
— Ты стала скучной! Мне с тобой не хочется общаться! И многим из нашей компании тоже. Мне просто противно смотреть на тебя! И сейчас я с тобой разговариваю только из жалости! А теперь можешь спустить меня с лестницы.
Настроение Шерли переменилось за одну секунду:
— А между прочим — я и спущу!!!
Когда Грета убежала, получив вслед несколько неприятных слов, а Шерли, тяжело дыша, вернулась с лестничной площадки в комнату, она еще целый час не могла взять себя в руки. Так с ней еще никогда не разговаривали!
Гнев, обида, презрение к себе, ненависть к Антуану переполняли ее настолько, что Шерли вдруг испугалась: а не лопнет ли ее голова от напряжения? Да разве можно так разговаривать с человеком? А ведь Грета еще хочет быть ее лучшей подругой! Шерли встала перед большим зеркалом. Перед этим зеркалом четыре дня назад она грезила о Далласе и считала себя самой красивой и самой желанной на свете. А сейчас? Шерли прошлась по комнате, сжимая и разжимая кулаки.
На нее противно смотреть?.. Она ничего не хочет делать сама?.. Она похожа на размазню?.. Она — ни рыба ни мясо? И что-то еще… А! Вот. Грета сказала: «Что ты все время ноешь?». Ну это уже слишком! Нытиком она никогда не была! Но почему же тогда…