Сириус
Шрифт:
Сухомлинов мрачнел. В тихую минуту, когда сидел однажды, ничего не делая, его бросило в пот и в дрожь. Он привязан к рельсам… На него неумолимо, неотвратимо надвигается поезд… Чудовищная прогрессия надобности в снарядах раздавит его беспощадно…
Вернувшись из поездки, Дондуа отправился в Пулково.
— Добро пожаловать! Я был уверен, что вы придете, — встретил его Маврокордато.
— Как вы это знали?
— По лицу видел. Вы не из числа сереньких душ. У вас великий дар думать об отвлеченном, и вы, конечно, не назовете
Он подвел молодого человека к большому панно, полному загадочных пятен и контуров.
— Это написано пожилым господином сразу после того, как видение посетило его. А вот другой восстановил свое видение через три дня. Оба жаловались на недостаток красок в нашем мире для передачи того, что они видели. Ко мне заходит часто художник Казимир Стабровский. Он увлечен моими опытами и работает над восстановлением картин сновидений со слов моих «медиумов». Они часто признают сходство своих снов с его живописью.
— Но если обитатели Млечного Пути бесплотны и невидимы, как вы утверждаете, какие же пятна и контуры являют они вашим медиумам?
— Сами они бесплотны и невидимы. Но они вездесущи. Я хочу сказать — всепроникающи. Они проходят сквозь древесные стволы и граниты, сквозь расплавленный металл и глыбы льда, не замечая их. Проходят через наши тела, через наш мозг. То, что вы видите на этих панно, — это не их изображения, а только реакция мозга на их прохождение через него. Это они навевают нам ужасные сны, и дай Бог, чтобы созвездие Пса не завладело нашей умственной жизнью.
— Не кажется ли вам, что сущность вашего учения должна быть доведена до сведения государя императора? Мне известно, что его величество часто расспрашивает окружающих об их сновидениях.
— Государь занимает меня много лет, — сказал Маврокордато, — но у меня нет доступа к нему. Его величество от ранней молодости захвачен мистицизмом самого невысокого свойства — гаданиями, предсказаниями, знамениями… Его не интересуют мои старания проследить влияния космических излучений на нашу органическую жизнь. Я был бы счастлив, однако, посвятить государя в круг моих идей. Не снился ли ему когда-нибудь «нездешний» сон, такой, где земной мир отсутствует и нет земных существ?
— Да, такой сон снился императору.
Дондуа рассказал о своем разговоре в барановическом лесу, о смущении царя, о бледности его лица.
— Это целое открытие! Теперь понятны поиски святых заступников вроде Распутина, чудотворные иконы, юродивые — все судорожное цепляния за ложь, чтобы уйти от страшной истины. Государь на ложном пути. Но когда-нибудь он оценит наши откровения. А вам, мой друг, кого посетило новое мироощущение, надлежит изощрить свой умственный взор и научиться различать враждебные нашей земле силы в окружающей жизни.
VI
В начале войны в России не было «внутренней политики». Появилась по прошествии трех месяцев.
— Началось с сапог, — уверял князь Андроников.
— Приезжает Михаил Владимирович
Плевое дело! Чтобы у стовосьмидесятимиллионного народа не нашлось четырех миллионов пар?! Надо только, чтобы ваше высочество письменно подтвердили, что такое количество действительно требуется. Ну, верховный дал такую бумагу, и Михаил Владимирович с нею — в Петроград. Приходит к министру внутренних дел и просит разрешения на созыв съезда общественных организаций для производства сапог. Эта публика даже сапог не может сшить без конференций. А Маклаков ему — атанде’с. Я, говорит, не могу вам дать такого разрешения, это будет всемирным признанием неполадок в снабжении армии. А, кроме того, вы под видом сапог начнете революцию делать.
Ах так?!. С этого и пошло.
Другая версия принадлежала министру внутренних дел Маклакову. Главным виновным был у него Гучков. Этот хромой бес оппозиции при первых же выстрелах на границе надел на рукав повязку с красным крестом и появился на театре военных действий. В журналах фотографии: «А. И. Гучков в действующей армии», «А. И. Гучков посещает перевязочный пункт под Мариуполем», «А. И. Гучков беседует с генералом Рузским». Маклаков знал, что пропадал он не на перевязочных пунктах, а в штабах армий и корпусов — выведывал, выспрашивал и, когда вернулся в Москву, — как с лобного места брякнул: «Война проиграна, если не создать быстрого поворота».
— За одни эти слова его бы в Сибирь сослать! — Явись такой пророк в Англии, во Франции, ему бы сразу место нашли, а у нас слушают развесив уши.
Назвавший русские военные действия безнадежными, он требовал допущения общественности к ведению войны. Что это означало, никто не мог понять. Всегда и везде война была делом верховной власти и военного ведомства. Но он твердил: «При существующем строе России прилично с войной не развязаться».
— Умоляю ваше величество выразить Бьюкенену недовольство несоюзническим поведением Англии, — сказал Маклаков на докладе.
— Что вы имеете в виду?
— Зачем англичане не застреляли Гучкова в Южной Африке, а только в ногу ранили?
Министр имел успех. После доклада удостоен был милостивой беседы с императрицей в присутствии Вырубовой и великих княжен. Эра, маленькая собачка государыни, имела обыкновение бросаться из-под кушетки и хватать за ноги пришельцев. Сановные гости смертельно ее боялись. Но Николай Алексеевич владел полным диапазоном собачьих голосов от сенбернарского баса до сопрано маленьких мосек. Атаку Эры он встретил ворчанием разбуженного бульдога. Эра оторопела. Встав перед нею на четвереньки, министр гавкнул с вызовом начать диалог. Государыня и цесаревны много смеялись, когда Эра, заливаясь лаем, отступала перед надвигающимся чудовищем. Она позорно шмыгнула под кушетку, как только министр, налаявшись, запел петухом.