Сирийский патруль

Соболев Сергей Викторович

Козак стоял у ворот не дыша. И не он один, надо сказать, изображал сейчас из себя соляной столп. Кто-то замер от неожиданности, от того, как молниеносно все это случилось; кто-то — испугался, потеряв дар речи; но большинство попросту растерялись.

Это была та самая пауза, которую принято называть затишьем перед бурей.

Козак видел, как напряглись парни в арафатках; видел, как пятеро «русскоязычных», а также еще двое славянской наружности мужиков в камуфляже, выбежавших из другого строения, потянулись кто к автомату, кто к кобуре

с пистолетом…

«Ни хрена себе… — подумал Иван. — А не так уж все гладко тут у вас…»

Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы не Саныч.

— Отставить! — крикнул он на русском. — Отставить!!

Затем, перейдя на «шави», глядя на местных, на их старшего, грузного мужчину лет тридцати пяти, чье круглое смуглое лицо влажно заблестело от пота, заговорил властно и громко:

— Это — предатель! — он махнул рукой в перчатке на лежащего в пыли возле кузова пикапа парня с простреленной головой. — Он — шайтан, засланный к нам шайтанами! Вы видели, он первым начал стрелять!! Предатель хотел, чтобы мы перестреляли тут друг друга, вместо того чтобы воевать сообща с нашим общим врагом!.. Хвала Всевышнему, да пребудет с нами милость Его, этот злодейский план не удался!..

Старший, переведя дыхание, обращаясь уже к «брату Салеху», — но так, чтобы слышали остальные — выкрикнул:

— Братья! Слушайте, что скажу! Добрые люди оказывают нам помощь! Пришло очередное пожертвование… этой ночью всем раздадут деньги!..

Саныч, переговорив с двумя местными уже тет-а-тет, вернулся в каменный сарай, который служил им чем-то вроде штаба.

— Бараны, — зло процедил он. — Устроили пальбу средь бела дня… А я ведь просил, чтоб сидели по норам и чтоб было тихо!..

Он посмотрел на Козака. Криво усмехнувшись, сказал:

— Местная специфика… Некоторые уважают только силу.

Иван хотел было спросить, что за «добрые люди» оказывают матпомощь их отряду, но — не стал спрашивать, передумал.

— Вот так и воюем, — зажав сигарету уголками губ, сказал Саныч. — А ты как сам-то? — Он протянул Ивану початую пачку «Мальборо». — Что думаешь дальше делать?

Козак не стал чиниться — взял сигарету. Прикурил от чужой зажигалки, пыхнул дымом, задумчиво произнес:

— Если те двое были турецкими спецслужбистами… То ходу мне обратно к османам нет.

— Можем тебя вывезти к сирийским военным, у нас есть соответствующие контакты. Да вот хоть завтра отвезем тебя к ним.

— Умгу, — угрюмо сказал Козак. — Те сообщат обо мне в наше посольство… Или сами туда передадут — с рук на руки.

— А тебя это напряжет?

— Еще как, — выпустив колечко дыма, сказал Козак. — Я же говорил, что на меня дело заведено. А сам я числюсь в федеральном розыске.

— Я вижу, ты не глупый мужик, — старший одобрительно покивал. — Соображаешь…

— Саныч… — Иван посмотрел на старшего. — А у вас тут, часом, вакансии для такого, как я, не сыщется?

— Может быть… — прищурив правый глаз, сказал

тот. — Может, и сыщется. Смотря что ты умеешь в военном деле и как сумеешь поладить с остальными нашими.

— Кое-что умею, — Козак слегка усмехнулся. — А у вас тут что, еще и деньжат немного можно заработать?

— Ты хочешь воевать или деньги получать? И на чьей именно стороне ты хотел бы воевать?

— Я хочу получать деньги за свое ремесло. Политика и прочая хрень меня не интересует.

— Разумный подход. — Вновь в адрес новичка последовал одобрительный кивок. — Война — это деньги. — Старший наступил на окурок подошвой тяжелого армейского ботинка. — Все остальное от лукавого.

Бойцы в «арафатках» после ЧП куда-то растворились, как и не было их. Поблизости из «русскоязычных» один только Антон — он сидел на перевернутом ящике у открытых ворот бывшего склада. Парень с простреленной головой все еще лежал там, где его застигла смерть, у пикапа; из-под него уже натекла лужица крови.

Старший, глянув на часы, сказал:

— Половина четвертого… Пойдем, Козак, посмотрим с нашего вээнпэ на окрестности.

Они обошли каменное строение, за которым обнаружилась кирпичная водонапорная башня. С этой стороны фермы сохранилась также часть стены, сложенной из обожженного кирпича. В стене кое-где зияли прорехи, а на самой «башне», высота которой около восьми метров, как и на укрепленной сверху металлической цистерне, видны отверстия и глубокие ссадины от пуль и осколков.

Старший и Козак поднялись наверх по металлической лестнице. Здесь, на площадке, оборудованной из поднятых сюда брусьев, дежурил наблюдатель — худощавый парень в камуфляже и пятнистом кепи лет двадцати пяти, славянской наружности. На приступке — поверх заботливо расстеленной дерюжки — снайперская винтовка Steyr Elite.

«Не самый дешевый австрийский винтарь, — отметил про себя Козак. — Но и не так чтобы слишком навороченный или редко встречающийся образец снайперского инструмента…»

— Что у тебя тут интересного, Филин? — спросил старший. — Как наши ближайшие соседи среагировали на стрельбу?

— Ничего тревожного, командир, — покосившись на новичка, сказал наблюдатель. — На «анаданском» КПП, ближнем к нам, выстрелов, похоже, не расслышали.

Старший взял у него бинокль Leica. Подойдя к имевшейся в кладке башни прорехе, стал что-то высматривать в оптику…

Иван видел перед собой — через этот же проем с неровными краями — чуть холмистое поле с редкими вихрами поникших — не убранных с прошлого года — зерновых. На другой его стороне, между двумя оливковыми рощами, обнаружились какие-то строения. До них километра три примерно; и к ним, к этим строениям, к шоссе, которое угадывается за деревьями, ведет от фермы узкая асфальтированная дорога…

— Видишь те здания, за оливами?

— Я как раз туда и смотрю, — сказал Иван. — Какой-то населенный пункт?