Системный администратор
Шрифт:
После Марципанниковых катнётся на Терновское кладбище. Ночью допросит Агнию. Завтра точно всё решит.
Люська замутила к его приходу невразумительный салат с мясом, фруктами, орехами и заправкой, похожей на варенье. Ковыряя это тошнотворное безобразие вилкой у неё на кухне, Пашка вдруг придумал лихое читерство на предмет проблемы с оргазмами. Спустив телефон на колени, влез-таки к Пионовой в меню, но исключительно чтобы назначить отложенный кайф — как той бабульке, только по таймингу. Может, ей просто научиться надо, понять, так сказать, что к чему.
Потом
Едва и успел перенести назначение, потому что, пока они ещё до этого долбанного звонка раздевались, телефон его бахнулся в диванную щель и провалился куда-то так, что вытащить его стало настоящей задачей.
Но зато эффект после всех этих выкрутасов от Пашкиной придумки превзошёл все ожидания!
Люська взялась привычно постанывать и томно приоткрывать рот, а ещё сиськи свои руками приподнимать до соблазнительных округлостей, а потом вдруг на полувздохе застыла, хлопнула губами, вытаращила глаза, как рыбка-мультяшка, вздрогнула раз всем телом, даже внутри, и вообще прекратила извиваться и двигаться. Но зато на лице такое непередаваемое выражение появилось, что Пашка и сам кончил от удовольствия. К тому же ещё и льва тщеславия в прилоге в довесок к овну похоти и букве «заин» за нарушение седьмой заповеди дали.
После такого фурора Пионова стала тихая, задумчивая и улыбчивая, предложила Пашке стейк взамен извращенского салата и даже что-то напевала у плиты.
Оставлять её сегодня совсем не хотелось, как и думать о постороннем, но в половине пятого Марципан напомнил, что ждёт, и вообще можно уже приходить.
— Вырубил на хер, — оповестил он, когда Пашка позвонил в дверь нужной квартиры. — Сраться начали.
За его спиной нарисовался приземистый мускулистый бульдог, которого Пашка тут же вспомнил: этой тварью его года с полтора назад загнали на сетку-рабицу забора какого-то детского сада, о который он изранил ладони и пропорол дублёнку. Тогда ещё дома крик стоял такой, что соседи стучали.
Бульдог тоже Пашку признал и зарычал угрожающе, но Слава топнул на него ногой, и пёс, тут же успокоившись, обиженно потрусил куда-то в недра жилплощади.
Тут царил раскардак, часть ящиков и шкафов были распахнуты, посреди большой центральной комнаты (в квартире Славы не оказалось как такового коридора, только выложенный кафелем предбанник, переходящей во что-то типа гостиной — с нехилым ремонтиком!) лежали два открытых чемодана на молнии, но оба внутри были пустыми, а рядом с одним высилась горка бабского шмотья, будто его вытряхнули. Ещё около стола валялся разбитый стакан и имелся кровавый след на ковре.
— Отец двинул кулаком, и разбилось, а я напоролся потом, — поймал взгляд своего тайного гостя Слава. —
Высокий мужик в строгих брюках и рубашке спал лбом в столешницу, свесив правую безвольную кисть над осколками стакана.
Тощая, словно недоедает стабильно, мамка Марципана лежала на большом разложенном диване перед плазмой. Лежала косо и неудобно, будто её туда оттащили волоком и бросили.
Рядом уже крутился злосчастный бульдог, проявляя признаки беспокойства.
— Она ещё никому не растрепала, даже бабушке с дедушкой, — ввёл Пашку в курс Марципан. — Подруг тоже не посвящала. Хотела сначала квартиру найти и всё уладить с отцом. Но на развод бумажки собрала почти и ещё была у адвоката. Хорошо бы ей нажать ему дать отбой, чтобы не названивал. А потом уже сносить память.
Пашка почесал бровь, отодвинул от стола свободный мягкий стул и, сдвинув ногой чемоданы, поставил в центре комнаты. Полез в менюхи Марципановских предков. Слава маячил за спиной и зырил в экран, из-за чего было особенно некомфортно: вроде менюха админской учётки просто смахивалась, кнопок странных там не добавилось. Но Слава мог увидеть, например, безлимитные баллы. Обычно после оплаты опции выводится баланс, и сейчас, жмакни что Пашка, будет рамка с напоминанием о безлимите.
Надо отвлечь его как-то, когда придёт черёд менять настройки характеров и памяти.
Потом Пашка сосредоточился на параметрах. Они оказались не особенно понятными.
— Чёт я не догоняю, — пробормотал наконец младший Соколов, клацая взаимоотношения с женой в инфо Дениса Марципанникова по второму кругу. — А чего она его боялась? Тут вот и любовь, и забота, и обеспокоенность судьбой — всё за восемьдесят процентов к ней.
— Не гони, отец нас любит! Ты чё ваще себе надумал?! — возмутился Слава и переступил с ноги на ногу. — Просто он, ну… строгий. Бескомпромиссный.
Пашка нахмурился и перевёл камеру на спящую Марципанникову.
— А тут ты чёт уже крутил, кроме страха перед? — уточнил Пашка.
– Вина у неё вот скаканула, после разрыва этого дебильного, а гнев, наоборот, упал, хотя был высокий. Но сам упал.
— Ну у неё как бы всё почти прилично, — пробормотал Пашка, — и любовь, и обеспокоенность судьбой, и дружеские чувства.
— Если ты готов расщедрится, давай доверие поднимем и тревогу перед снесём, только не в ноль, а то она берега путать начинает, а там процентов до сорока. Ну и раздражение удали вообще, оно щас упало, но скачет постоянно само, всё равно наберётся.
– Косые какие-то показатели, ты точно не шарился тут с правками? Неправдоподобные.
— Всё оно правдоподобное, — огрызнулся Слава. — Отца надо знать.
— И чё он такое делает?
— Воспитывает. — Слава помолчал и добавил: — Как в армии. Закаляет характер.
— Охеренно он тебе назакалял! — не сдержался Соколов-младший. — Опускать слабых — это закалка характера?!
— Вообще да, — хмыкнул Марципан и повторил: — Как в армии. Чтобы боялись и уважали.
— Чтобы жена на девяносто процентов боялась?!