Системный сбой
Шрифт:
Отмахнуться не получилось, противник оказался неимоверно силён. Перевернув Димку на спину, гад попытался сразу же выпотрошить жертву. Блеснули два крюка на крыльях, впалые глазницы налились кровью, шипастый хвост молотил по гравию в каком-то жутком остервенении. Понимая, что не в силах ничего поделать, Димка зажмурился, молясь про себя, чтобы всё побыстрее закончилось. Обидно, конечно, что так нелепо, особенно если вспомнить, из какой задницы удалось выбраться. Но уж как есть, значит его час пробил, деваться некуда.
Однако время шло, а ничего не происходило. Димка приоткрыл один глаз, затем второй. Тварь воевала на отдалении, только непонятно, с кем. Неужели Гнус всё же пришёл на выручку?
Скользя в подогретой машинной смазке – другие аналогии в голову не лезли, – Димка дополз до «Фиата», опёрся спиной о колесо, оглянулся. Представшее взору вконец прибило. Небеса буквально кишели перепончатокрылыми тварями. У природы для борьбы явно не было веских аргументов. Оставался только человек...
Дальнейшие события вконец утратили логику: твари беспорядочно носились над головой, об нападении больше не помышляли, вспыхивали, как бенгальские огни, брызжа кусками плоти, после чего беспорядочно падали вниз, поджигая вокруг всё подряд. Кругом творилась какая-то несуразность; Димка поднял руку и глупо смотрел на водяные волдыри, проступившие по всей конечности, ещё не чувствуя боль от ожога. Затем заслезились глаза, вспыхнули на голове волосы...
Со скрежетом отошла в сторону боковая дверца. Димке накинули на голову что-то плотное, подхватили под руки и втащили внутрь. Здесь была настоящая духовка. Пахло раскалённым металлом, облокотиться ни на что не получалось, отформованный пластик мялся в пальцах, как пластилин. Сидеть сделалось невмоготу, его словно поджаривали на медленном огне! Димка собирался уже заорать, но понял, что не может – раскалённый воздух просто не лез в лёгкие, обжигая губы, полость рта, носоглотку.
– Не бзди, выберемся, – прохрипел над ухом неунывающий Гнус. – Дыши мельче, через материю, если обожжёшь лёгкие – тебе хана.
– Чего это? – кое-как выдавил Димка, загибаясь в конвульсиях.
– Ядрёная бомба. Держись.
Димка обмотал ладонь какой-то ветошью, ухватился за первый, подвернувшийся предмет. «Фиат» со стоном сорвался с места, преодолел несколько метров, во что-то врезался, да так, что Димка кубарем укатился в сторону кабины. Заорать снова не получилось. На сей раз сделалось холодно, в рот полилась вода. До Димки всё же дошло, что Гнус наехал на гидрант: с одной стороны – разумно, с другой – наиглупейший поступок!
Недовольно зарокотали клапана; Димка молил бога, чтобы «Фиат» оказался дизелем. Выждав время, Гнус снова вдавил педаль в пол. Димка покатился в конец, за что-то уцепился, а когда оглянулся, увидел, что у фургона нет задней стенки. Но шокировало отнюдь не это и даже не осознание того, что он мог запросто вывалиться, а Гнус бы этого попросту не заметил, занятый управлением.
Увиденное за какие-то доли секунды Димка помнил до конца своих дней – ещё бы, ведь это был ад. «Фиат» нёсся по пузырящемуся асфальту, следом за ним шла огненная стена, сметавшая на своём пути всё подряд. Рушились многоэтажки и перекрытия. Вспыхивали, как спички деревья. Превращались в тени слоняющиеся без дела грешники... Огромная труба газопровода плевалась синими сгустками. Мерцала хвостом кометы заправка
Сквозь копоть и гарь, Димка насчитал троих безбилетных пассажиров. Гады скалились, цеплялись друг за друга, силясь забраться внутрь, гадко шипели зубастыми ртами. Первой мыслью было позвать на помощь Гнуса. Однако Димка быстро сообразил, что другу и без того не сладко – надо действовать самому.
Обжигаясь об раскалённые предметы, с трудом удерживаясь на ногах, стараясь вдыхать, как и советовал Гнус, мелкими глотками, Димка продвигался к цели, стараясь не смотреть на творящееся позади дымящего фургона безумие.
Гады видимо сообразили, что задумал несносный мальчишка, заработали крюками так, что «Фиат» встал на дыбы. Из-под днища посыпали искры. Прогрохотал искорёженный глушитель, унеся с собой в раскалённое небытие одну из тварей. Фургон содрогнулся взревел, точно раненный зверь, дёрнулся вперёд с новой силой, так что Димку отбросило к борту.
С трудом сохраняя рассудок, мальчик поднялся по стене. Ухватился за углекислотный огнетушитель, чем привёл уцелевших тварей в состояние крайнего негодования. Одна гадина была уже без ног: именно она лихо стартовала по шкуре своего сородича, работая крюками, как альпинист ледорубами, но не успела самую мелось... Точнее вовремя подгадал Димка, выпустив обозлённому уродцу в морду ледяную струю углекислоты. Всё заслонилось белёсым туманом. Визга твари Димка не услышал за визгом тормозов. Затем мир содрогнулся, да так, что погас свет.
В сознании медленно угасала последняя мысль: атомный взрыв, это не только огонь и свет, это ведь и что-то ещё: невидимое, но очень опасное!
Глава 19. США. Штат Вашингтон. Военно-морская база «Китсап». Авианосец «Нимиц». НЕСОСТОЯВШИЙСЯ БОЙ.
Майор Фостерс выпрыгнул из чрева транспорта «Сикорского», держась за кепи, отбежал в сторону, подальше от бушующего вихря, поднятого вращающимися на бешеной скорости лопастями вертолёта. Пилот отсалютовал двумя пальцами, потянул штурвал на себя. Машина резво прыгнула в небесную лазурь, демонстративно красуясь надписью NAVY на белёсых бортах.
Фостерс на всякий случай проверил чёрную папку, которую до селе прижимал к груди, опасаясь потери важных документов, каждый из которых приравнивался к цене человеческой жизни, если не превосходил её, как бы аморально это не показалось со стороны. За время службы в морской пехоте Фостерсу довелось побывать во многих горячих точках. Участвуя в локальных войнах, большая часть из которых официально проводилась без участия Тихоокеанского флота США, майор привык созерцать смерть, которая на войне становилась чем-то само собой разумеющимся, как давка в вагоне метро в час пик внутри шумного мегаполиса. Поначалу, конечно, было не по себе, однако человеческая психика – гибкая вещь. Достаточно небольшого промежутка времени, и организм привыкает к новым условиям, как если бы те прививались с младенчества. Даже смерть, если относиться к ней, как к части службы, можно зануздать, заставив воевать на своей стороне, устрашая противника. Растворялись под реактивными залпами шеренги врагов, гибли сослуживцы и гражданские, а Фостерс шёл по колено в крови, будто потомок древнегреческого Ахиллеса, коему неведомо поражение. Так вот добрался до самых верхов, попутно приравняв цену человеческой жизни к кипе бумаг внутри секретного пакета, превратившись в самого настоящего мизантропа, которому ни до кого нет дела. А что в этом такого? Он просто делает свою работу. И делает отлично, потому что ещё никто на этом свете не указал ему на недостатки.