Системный сбой
Шрифт:
Запах присыпки.
Ну конечно же! Ведь тварь вселилась в девочку – так все твердят наперебой. Потому Громов и интересовался на счёт нейросетей. Возможно, ему даже нет дела до Сони. Ему нужно выковырнуть из головы ребёнка пришельца. Чтобы изучить, выведать секреты перемещения сквозь пространство-время, познать послесмертие. Если всё пройдёт гладко, заслать на тот свет научную экспедицию, разнеся из дробовика поочерёдно головы команде добровольцев, ведь как-то иначе разрушить барьер между явью и навью вряд ли возможно.
Под ногами похрустывал кафель. По правую руку сгрудились автоматы для стирки грязного постельного белья. Лавочки вдоль прохода заставлены измерительным оборудованием. Целтин, силясь не споткнуться, разглядел
Целтин огляделся и понял: в подвале вообще нет современного цифрового оборудования, только советские аналоговые прототипы, давно выработавшие ресурс и годные лишь для показа публике, как редкостные музейные экспонаты. Разница лишь в том, что весь этот раритет исправно работал: шипела гарнитура «Малыша», подмигивал диаграммой осциллограф, поблескивал кристаллами-анализаторами спектрометр... Приборы трудились, что-то вычисляли, регистрировали неведомые Целтину параметры. Зачем в прачечной нужно измерительное оборудование и радиостанция – ещё больший вопрос, но сосредоточится на нём Целтину не позволили.
– Так нужно для чистоты эксперимента, – Громов словно прочитал мысли. – Взгляните.
Целтин уставился на указующий перст полковника ФСБ, будто перед ним возник сам Святой Лука!
Аналогия возникла в голове не просто так. За скамейками с оборудованием возвышался крест в два человеческих роста, укрытый целлофановой накидкой. Целтин отчётливо разглядел широкую поперечину на высоте полтора метра от пола, ещё одну, чуть уже, у верхнего основания. Дальше, точнее ниже, начались проблемы – мозг перестал соображать, мысли путались, сознание оказалось перегруженным, как оперативка давшего сбой компьютера, столкнувшегося с непосильной задачей, которую просто невозможно решить при помощи алгоритма стандартных команд.
Вот и в реальности стандартная модель дала трещину. Логика куда-то подевалась, а без неё Целтин никак не мог. Он-то привык всё взвешивать, анализировать, разбирать вплоть до субатомных уровней. Только после скрупулёзного изучения всех сопутствующих процессов делать тот или иной вывод. И не важно сколько времени займёт вся процедура – процесс познания он таков: длителен и тернист. Спешка же только собьёт с верного пути. Ступать нужно аккуратно, дабы не упустить мелочей, от которых зачастую зависит конечный результат. Ведь так просто пройти мимо очевидного, что на первый взгляд незаметно, а на деле является основополагающим.
Здесь же его просто поставили перед фактом: так есть!
И так было.
На кресте был распят человек, и Целтин не знал, что с этим делать. Все недавние разговоры отошли на второй план. Разбираться ни в чём не хотелось. Над сознанием властвовал всего один наиглупейший вопрос: каким образом его втянули в эту треклятую секту? Лучше пожать руку свидетелям иеговым, сесть за один стол с лжепророком, закопаться в могиле, дабы преодолеть пространство... Лишь бы оказать подальше отсюда! Забыть и не вспоминать. А если воспоминать, то как сон. Как страшный сон. Как те кошмары, что видит по ночам Женя.
– С вами всё в порядке? – осведомился откуда-то издалека ангельским голоском Панфилов. – Сергей Сергеевич, вы пугаете нас...
Целтин вздрогнул. Отогнал прочь непутёвые мысли. Постарался взять себя в руки.
– Что это такое?
– Это... – Громов только сейчас опустил руку. – Знать бы мне, что это.
– Ступайте за мной, – позвал Панфилов, быстро обходя скамейки. – Собственно, мы и хотели спросить это у вас. Интересует, знаете ли, мнение сведущего в данном вопросе специалиста.
Пока Целтин протирал глаза и, спотыкаясь, пробирался за Панфиловым, Громов дёрнул какой-то рычаг, и занавес пал...
Целтин так и замер на полпути, с отвисшей челюстью, – он-то ожидал увидеть распятую девочку, а увидел голого мужика, сидящим в кресле и пускающим
Но только вот зачем он тут? И где обещанная апаллическая девочка?..
Снова поворот, да такой, что только глаза держи.
Целтин медленно поднёс ладони к лицу. Уставился на линии на руках. Понял, что не помнит, где оставил чемодан с вещами.
Глава 9. ДЕЖАВЮ.
Она застыла у входа в огромный туннель – в точке, которую доселе преодолевала в едином порыве души, толком не запомнив действия. Хотя, возможно, действие принадлежало вовсе не ей. Кому-то свыше. Некоей посторонней сущности, истиной цели которой она так и не познала, в силу убогости своего мышления. Ей были уготованы знаки, событийность оставляла синяки и ссадины, последний раз она чуть было не умерла... Но всего этого оказалось недостаточно. Хлебая мелкими глотками из чаши судьбы, дабы познать истинную суть момента, она так увлеклась процессом, что сама не заметила, как сосредоточилась на рутине – глотках, – позабыв о главном: что ничто не настанет просто так, в угоду примитивной упёртости. Подсказки во сне должны были сподвигнуть к реальным действиям, к шагам, которые так и не были предприняты, ввиду несостоятельности мысли. Ещё она боялась, до дрожи в коленях. Не за себя, за Соню. Ведь помочь малышке и впрямь могло лишь чудо.
– Чудес не бывает, – голос был хриплым, как после длительного молчания, когда злишься, неизменно проглатывая желчь.
– Что, дежавю?
Женя вздрогнула. Посмотрела на стоящего – руки в брюки – Гнуса. Как давно подросток подошёл Женя не знала. Она не могла сказать, сколько уже втыкает, глядя на чёрный зев бункера, разверзшийся в немом удивлении от созерцания наконец-то объявившейся в реале Жени, словно и сам встречал её раньше, где-то там, за незримым горизонтом, но в гости, по какой-то причине, не ждал. Такое ощущение, жизнь наконец сдвинулась с мёртвой точки, в которую её подвесила сама Женя, сосредоточившись, исключительно, на кошмарах. Кольцо лопнуло, как в фантастическом фильме; сюжету дали ход, вот только сценарист замешкался, ввиду чего, Женя не знала, что говорить, как себя вести, куда деть руки, во что упереть взгляд... Необходимо импровизировать, а этого Женя делать не умела. Сначала за неё всё решала система, потом Целтин, сейчас она осталась одна. Один на один с полуночным кошмаром, который материализовался средь бела дня, под шелест ветра и щебетанье птиц.
– Жень, ты в норме? – По другую руку остановился Димка, по обыкновению, принялся крутить головой, высматривая младшую.
Иринка носилась в траве, средь высоких былок тимофеевки, где заразительно трещали кузнечики. Солнце палило нещадно, но мелкой, такое ощущение, всё было ни по чём: подкрадывалась, разводя руками стебли, будто плыла в воде; завидя жучка замирала, меняясь в лице; прыгала, почти рыбкой, силясь накрыть ладонями жертву. Если никто не попадался – дулась, нахмурив гусеницы-брови. Когда бросок был удачным, прыгала на месте, держа ладони ковшиком на уровне груди, не желая расставаться с сокровенным. Рассмотреть пленника конечно же не получалось. Тот был решителен и быстр – достаточно небольшой щёлки между пальцами: в глаз, рикошетом от носа, в траву и наутёк. Ирка стояла, опустив руки, как отчаявшийся бедняк, прищурив ушибленный глаз, с недвусмысленным выражением разочарования на лице, решая, что делать дальше: смеяться или плакать. Затем над ухом, вальяжно жужжа, заходил на посадку очередной беспечный жуколёт, плюхался на листок подорожника; ещё не догадываясь, что его ждёт, принимался старательно сворачивать крылья...