Сиятельные любовницы

де Кок Анри

У него была прекрасная лошадь, ему следовало проехать всего три мили и через полчаса он был против дворца Кастелини.

Теперь Пьетро оставалось только незаметно пробраться к жене, ибо, если он желал объяснения с ней, то вовсе не хотел терять должности, навлекая на себя гнев великою герцога.

Дворец возвышался посредине обширного сада, окруженною стенами и засаженного большими деревьями; Буонавентури, встав на лошадь, перескочил через стену и направился к дому. В открытом окне первого этажа светился огонь. Не освещал ли он комнаты Бианки? Решась на все, Пьетро

не колебался. Громадный дуб возвышался в нескольких шагах от постройки, как бы лаская ее своими ветвями. Припомнив время, когда он воровал галочьи гнезда, шталмейстер полез на дерево.

Свет исходил из спальни Бианки; со своей «обсерватории» Пьетро видел, что она читала лежа. Одним прыжком он очутился на балконе, а с балкона в комнате.

Бианка вскрикнула. В первую минуту от страха она не узнала своего мужа.

— Молчи!.. Это я!.. — сказал он, затворяя за собой дверь.

— Вы?

Она сделалась еще бледнее.

Он начал:

— Да, это я. Тебя удивляет видеть меня ночью, пришедшего сюда тайно. Так нужно было, потому что мне запрещен другой час и другой путь. Ах, признаюсь, есть покровительства, которые дорого стоят!.. И если б начинать снова… Но жребий брошен!.. Между тем я не считаю себя навеки разлученным с тобой, моя Бианка. Я тебя все еще люблю. А ты довольна, что видишь меня? Да говори же! Вот уже три недели, как я не жал тебе руки, а у тебя для меня не находится ни слова!.. Разве я сделал ошибку, что пришел сюда? Так можно бы предположить, судя по твоей физиономии.

— И не ошиблись бы, думая так, — сказала Бианка мрачным голосом.

Пьетро сдвинул брови.

— А! — с горечью произнес он. — Я совершил ошибку. Это значит, что ты перестала любить меня и любишь Франческо Медичи?

— Если б это и было, чему вы удивились бы? Не сделали ли вы всего, чтобы я полюбила великого герцога!

— Бианка!

— Вы бросили меня в объятия Франческо Медичи. Я была вашей женой, вы сделали из меня куртизанку. Мой любовник осыпает вас золотом, вы его первый служитель. Чего же вам еще нужно от меня?

— Несчастная, я же поступил так низко не только ради себя, но и для тебя!

— Вы лжете. Вы ради одного себя стали подлецом, я была только вашим орудием.

— Но мне печем было тебя кормить.

— Меня следовало убить, а не продавать.

— А почему ты согласилась на торг?

— Почему вы сделали меня бесчестной через вину бесчестность? Я женщина. Мне недоставало поддержки… я пала! Вам нравится ваша грязь, я привыкла к своей.

— Да, это правда, очень привыкли!.. Так привыкли, что вам трудно будет теперь из нее выйти… Ты любишь Франческо Медичи?

— Нет, не люблю, если сравнивать то, что я чувствую к нему, с тем, что я некогда чувствовала к вам. Да, люблю, если класть на весы ту признательность, которую он мне внушает, с той ненавистью, какую я питаю к вам.

— Ненависть?!

— Я вам сказала.

Стоя неподвижно перед женой, с лицом, на котором выражались удивление и гнев, Пьетро Буонавентури безмолвно смотрел на нее.

Она продолжала:

— Вы желали меня видеть, говорить со мной, — вы видели

меня, говорили, и я полагаю, что вы не возобновите посещения, неприятного для меня и для вас. Прощайте же! Уходите. Через коридор, позади этой двери вы достигнете лестницы, по которой вам легче будет выйти, чем по той дороге, по которой вы пришли.

Говоря все это, Бианка рукой показала Пьетро на дверь в глубине комнаты.

И тут рубашка на молодой женщине вдруг слегка опустилась и обнажила ее беломраморную грудь…

Она даже и не подумала об этом. Ее муж перестал быть для нее мужчиной, и она полагала, что тоже перестала быть для него женщиной.

Она ошиблась, любовь Пьетро Буопавентури была любовь чувственная, воспламененный при виде этих прелестей, которые ему принадлежали и которые еще принадлежат ему, алчный до наслаждений, которых он был лишен целых три недели, он, вместо того чтобы идти к двери, приблизился к кровати и, обняв рукой тело жены, покрыл его поцелуями.

Новый крик вырвался из груди Бианки, крик более жестокий для Пьетро, чем тот, которым она приветство-вала его внезапное появление, — этот крик выражал не страх, а отвращение и ужас…

— Прости меня! — шептал он. — Я люблю тебя, пожалей: я люблю! Бианка, моя Бианка! Умоляю тебя, не гони меня, я в таком отчаянии!.. Один только поцелуй с твоих дорогих губ… один только… и я ухожу.

Она не отвечала, но из-под ее ресниц вылетел взгляд такого подавляющего презрения, что Пьетро отскочил.

— О! — воскликнул он. — Но я твой муж, я имею право!

— Хочешь еще больше испачкать меня? Что ж, пачкай, если тебе так нравится! Но предупреждаю, я все скажу герцогу!

— Несчастная!.. Ты осмеливаешься угрожать мне?..

— Почему бы нет? Вы же угрожаете мне своими ласками, хотя я сказала вам, что вас ненавижу.

Буонавентури отер холодный пот, покрывавший его виски, потом, возвращая жене своей взглядом ненависть за ненависть, сказал:

— Бог справедлив! Я жну, что посеял. Прощай же Бианка, прощай навсегда! Я забуду тебя!..

И он скрылся.

Свежий воздух ночи, безмолвие дороги возвратили спокойствие Буонавентури, и он стал оценивать свое положение.

— Я глуп, — говорил он самому себе, — за минуту сладострастия я испортил бы всю свою будущность. Бианка не любит меня — она свободна! Я полюблю другую, десять других!.. Я продал мою жену Франческо Медичи, с его золотом я куплю десяток любовниц. Но скажет ли Бианка о моем посещении своему любовнику? С какой целью? Это не принесет ей ничего. Нет, она не скажет ему!..

Буонавентури ошибался. Когда, совершенно выздоровев, Франческо Медичи явился во дворец, Бианка, в слезах бросившись к нему, рассказала все.

Герцог побледнел.

— Столь необычайная дерзость заслуживает строгого наказания, — сказал он.

Он еще не кончил, а молодая женщина уже жалела о своей откровенности. Она ненавидела Пьетро, но не желала ему смерти.

А чтобы отомстить этому человеку, который осмеливался еще любить свою жену, Франческо Медичи, быть может, велит убить его.