Скала альбатросов
Шрифт:
— Выходит, для вас все так просто? — с сарказмом поинтересовалась она. — Ну конечно, проще простого покинуть своих братьев, мать, отца, уйти тайком, подобно воровке… ночью… и уехать Бог знает куда. И не сметь даже ничего сказать в оправдание? Не иметь возможности даже возразить?
— Нет, дочь моя, я вовсе не это хотел сказать. Я понимаю, как тебе тяжело, очень тяжело. Но я полагаюсь на твой разум. Посмотри мне в глаза. Я знаю, как все это больно, но мы должны с чем-то мириться в жизни. Сейчас для нас трудный момент. Но грядущее мне видится совсем иным, если Господу будет угодно. В будущем, я уверен, тебя ждет много радостей. Послушай меня внимательно,
Девушка опустила глаза. Она не ожидала от падре такого заявления. Он всегда с таким уважением относился к ее чувствам, даже прощал невинную ложь, которую она иногда позволяла себе. И все же ей не хотелось лгать ему. Помолчав немного, она призналась:
— И да, и нет. Люблю, но не очень. Но я обожаю братьев. Мне очень дорога была Лела.
— Почему же тебе не дороги родители?
— Потому что… Нет, это неверно, что они не дороги мне, просто я рассержена на них. И в конце концов, им же лучше, если я уеду, не повидав их.
— А почему рассержена?
— Ну ладно, падре, не смейтесь надо мной. Я ведь прекрасно понимаю» что, не будь вас и всего, что вы сделали для меня и Лелы, не знаю, как бы я пережила такую несправедливость.
— О какой несправедливости ты говоришь? — удивился священник.
— Ах, не надо, не вынуждайте меня плохо отзываться о родителях. Вы ведь знаете, как они были несправедливы, как обижали нас с Лелой. Для них существуют только сыновья. Думаете, я забыла, как они, съездив однажды в Термоли, купили пальто только им? А нам с Лелой всего лишь по дешевому платку. И мы с сестрой договорились, что не станем носить их, и ни разу так и не надели. Мы предпочли всю зиму обходиться без них и без пальто. С тех пор всегда вы покупали нам с Лелой одежду. Постоянно приобретали нам нужные ткани. А Марта шила. Тогда я и полюбила ее от всей души. По существу, она — моя настоящая мать. А отец — это вы, падре Арнальдо. Папу Рафаэля я никак не могла понять, хотя и пыталась это сделать, изучая его и за работой, и за столом во время обеда… Я смотрела на него и не могла понять, почему я должна любить его. Я не понимала его совершенно. Он оставался для меня совсем чужим человеком. Между нами стояла какая-то непреодолимая пропасть.
Падре Арнальдо попробовал смягчить ее порыв.
— Непреодолимая пропасть! Какие громкие слова! Это что, последний урок фра Кристофоро?
Но Арианна не захотела продолжать разговор на эту тему.
— Ладно, я должна уехать, не попрощавшись… Пусть так и будет, уеду тайком. А что еще?
— Еще…
— Куда я должна ехать? — перебила Арианна.
И священник удивился, почему она не сразу поинтересовалась этим.
— На север.
— На север?! — удивилась Арианна. — Что значит — на север? В какой город, в какую страну?
— Что бы ты сказала о Милане? Хотела бы жить там?
— Не так уж плохо. Но с кем я туда отправлюсь? Кто ждет меня там? Вы поедете со мной?
— С тобой поедут Марта и Сальваторе.
— А вы?
— Я пока ненадолго останусь здесь. Но вскоре и мне придется покинуть остров.
Арианна принялась босиком ходить взад и вперед по комнате. Она запустила руки в свои густые волосы, сжала виски, и слезы ручьями потекли по ее щекам.
— Успокойся, Арианна, — попросил падре Арнальдо, — сядь на кровать, иначе простудишься, а сейчас это очень некстати. Иди сюда. Я совсем неплохо позаботился о твоем будущем. Вот увидишь.
—
— Ляг в постель, я тебе говорю!
Но она и не подумала слушать его, остановилась посреди комнаты, даже отвернулась.
— Нет! — вскричала она, не двигаясь с места.
Падре Арнальдо не знал, что делать. Он молча смотрел на девушку, ему понятны были ее страдания.
— Знаешь, сейчас тебе кажется, будто жизнь жестоко обошлась с тобой. Я понимаю, больно зачеркивать прошлое, это не совсем то же самое, что стирать рисунок на песке. Но, может, когда-нибудь необходимость начать все сызнова обернется для тебя благом. Кто знает!
Спустя некоторое время Арианна проговорила сквозь рыдания:
— Еще что?
Помолчав, священник ответил:
— Да, это не все. Наверное, я нашел тебе мужа.
Услышав такие слова, она с мокрым от слез лицом порывисто бросилась к ногам падре и, обняв его колени, закричала:
— Нет! Только не это! Как вы можете, как можете распоряжаться моей судьбой? Как можете продавать меня, точно рабыню, первому встречному, выдавать за человека, имени которого я даже не знаю? Я обязана выйти замуж? Да никогда!
Падре Арнальдо взял девушку за подбородок и заставил посмотреть в глаза.
— Послушай, Арианна, то, что ты называешь любовью к Марио, это всего-навсего юношеское увлечение, наивная влюбленность. Тебе только шестнадцать лет, и даже если воображаешь, будто уже взрослая, ты все равно еще ребенок! Хотя мне и нравится в тебе отсутствие умудренности и опыта, привлекают твои кипучие эмоции, жажда жизни, твой протест, я прекрасно понимаю, что такое увлечение может доставить немалые страдания. Но ненадолго.
Арианна, все так же обнимая колени падре Арнальдо, закричала:
— Нет! Откуда вы знаете, что все пройдет? Я люблю Марио! Я хочу выйти за него замуж!
Девушка кричала, но слова ее заглушались рыданиями. Отчетливо звучало только яростное «Нет!».
Падре Арнальдо взял ее за руки, высвободил свои колени и поднялся:
— Я уверен, Арианна, что твое увлечение Марио пройдет со временем. И будешь вспоминать о нем, как о нелепом наваждении. Ведь это всего-навсего эпизод в твоей жизни. Когда повзрослеешь, полюбишь человека, за которого выйдешь замуж. И будешь слишком занята своей новой жизнью, чтобы думать о Марио. Вот увидишь станешь вспоминать о нем, как о товарище по играм, с кем прогуливалась верхом по острову, это будут картинки детства. Со временем поймешь, что Марио, говоря «люблю тебя», на самом деле думал сказать «хочу обладать тобою», так как вы были молоды и полны желаний. Жизнь и возвышенная любовь — совершенно разные вещи. И потому не стоит лелеять в душе столь нелепую мечту. Она вредна для тебя и твоих близких.
Отказываясь слушать священника, девушка крепко тажала уши руками. Потом склонила голову к коленям и тихо сквозь слезы произнесла:
— Нет, нет, это невозможно.
Падре Арнальдо замолчал и снова опустился на стул. Глядя на Арианну, он с трудом сдерживал слезы, которые наворачивались на глаза. Он вынужден проявить жестокость, хотя вовсе не собирался этого делать. Ему обнять бы ее, как ребенка, утешить, пообещать исполнить все желания. Но он не мог позволить себе такое, он должен оставаться суровым и непреклонным.