Скала альбатросов
Шрифт:
Марта понимала Арианну. Марио действительно преступил границы порядочности. При мысли об этом ее, как и Арианну, охватывал гнев, возмущалась ее женская гордость. Марио предпочел ей эту дуру пустоглазую, как выразилась Арианна, отказался от чудесной девушки, этого удивительного творения природы, лишь потому, что другой довелось случайно родиться в знатной семье. Арианна вскочила, сжав кулаки, и принялась ходить взад и вперед по комнате. Марта, сочувствуя ее горю, молча наблюдала за ней. Девушка металась в злобном бессилии, как человек, вынужденный принимать реальность, если даже реальность эта — горе.
— Я буду ненавидеть его до конца своих дней! Грязный ублюдок, подлец, негодяй! Какими еще дурными словами
— Дорогая, прошу тебя, я никогда не слышала от тебя грубых слов. Никогда, за столько лет! Действительно, что-то случилось с твоей головой. Прекрати сейчас же, прекрати! — Марта подошла к ней и встряхнула за плечи.
Но Арианна продолжала кричать:
— Нет! Нет! Ублюдок!
И тогда Марта изо всей силы ударила ее по щеке. В полнейшей тишине подземелья пощечина прозвучала громко, словно удар хлыста. От изумления Арианна уставилась на Марту. До сих пор та еще ни разу в жизни не поднимала на нее руку. Но от гнева Арианны тут же не осталось и следа. Его сменило отчаяние. Она бросилась в объятия своей второй мамы и опять разрыдалась. Марта подвела ее к кровати, уложила, укрыла одеялом. На бледном лице девушки горел след от удара. Почувствовав, что ноги подкашиваются от усталости. Марта опустилась рядом. Глаза слипались, но она на всю жизнь запомнила расстроенное, опечаленное лицо девушки, ее красные от слез глаза и этот отпечаток ладони на щеке.
ИНТЕРМЕЦЦО
Закончив рассказ, Виргилия еще некоторое время сидела неподвижно, потом покачнулась, открыла глаза и с трудом поднялась с кресла. Она была явно не в себе. Мне хотелось расспросить ее про Арианну, но я поняла, что сейчас вопросы неуместны. Пророчица очень устала. На пороге своего дома Виргилия предупредила меня:
— Завтра не приходи. Завтра праздник.
И я вспомнила, что на острове действительно готовились к торжеству. Говорили, даже будет фейерверк. Я кивнула в знак согласия.
— Важный праздник, — продолжала Виргилия. — Перерыв в работе столь же необходим, как и сам труд. Даже Господь Бог, шесть дней создавая мир и человека, на седьмой отдыхал от трудов праведных. В этом проявилось некое самоограничение Господа нашего, хотя Бог, как учит каббала, пронизывает всё и вся. Он основа всех вещей и явлений. А завтра прими и ты участие в нашем празднике. — И она скрылась в доме, а я направилась к молу.
Теперь я уже представляла Арианну как вполне реального, живущего и поныне человека. И мне не терпелось узнать, что же произошло дальше. Увидит ли она еще Марио? А Марио, что он сделает при встрече с ней? Мне очень хотелось дослушать рассказ Виргилии до самого конца. Но я устыдилась своей мысли. Очевидно, для старухи небезопасно пребывать в трансе слишком долгое время. Я подумала — в трансе, однако не знала, что это означает на самом деле. В одном только я не сомневалась: Виргилия вела свой рассказ из какого-то другого, неведомого мне измерения.
После обеда на следующий день я заметила, что все куда-то исчезли. Готовятся к празднику, объяснили мне. Я вышла из гостиницы около девяти часов вечера вместе с другими постояльцами. Мы спустились в небольшой порт и на крутом повороте дороги, откуда открывается прекрасный вид на Сан-Никола, я поняла, что праздник этот действительно почитаем.
Всю водную гладь между островами покрывали всевозможные суда и суденышки — моторные лодки, на которых обычно переезжали с острова на остров, частные яхты, многочисленные рыбацкие шхуны местных жителей, трудившихся в Термоли, Роди-Гарганико. Вместе, и еще множество других моторок, неизвестно откуда появившихся. Все суда были ярко освещены, украшены гирляндами из лампочек и китайскими фонариками. На просторной набережной
30
Фиаско — традиционный для Италии тип оплетенной сеном бутылки.
Светящийся шлейф обогнул остров, вышел к Кретаччо, обошел Бриллиантовый мыс, бухту Тонда и двинулся на юго-восток, к бухте Морского Быка. Сидевшие на высочайших скалах альбатросы молчали. Светила полная луна, а эти странные птицы пели только в безлунные ночи. После того как флотилия прошла южный мыс Сан-Домино и миновала Фиалковый грот, вдали показались огни Сан-Никола. Путь завершался. Светящаяся флотилия вернулась к острову Кретаччо.
Моряки бросили якоря. Все весело принялись за ужин. Я с восторгом смотрела на этих довольных людей. Никаких следов озабоченности на их лицах! Все выглядели спокойными, умиротворенными, миролюбивыми. Я обратила внимание, как заботливо относились к старикам, как держали маленьких детей на коленях и кормили их с ложечки, и ко мне обращались уважительно и приветливо.
Ужин закончился, когда прозвучал сильный взрыв — с самой высокой скалы острова Сан-Никола запустили ракету, и все повернулись туда. Небо окрасил самый необыкновенный фейерверк, какой только мне доводилось видеть когда-либо. Ракеты взрывались и над башнями в порту, расцвечивая воду немыслимыми красками. Тысячи разноцветных огней вспыхивали повсюду, в каждом уголке огромного амфитеатра, образованного тремя островами. Ракеты взлетали высоко-высоко, превращаясь в гигантские световые минареты. Каскады света, заполнив все небо, медленно опускались в море.
Я смотрела на черный небосвод, гое беспрестанно рассыпались тысячи фантастических радужных огней. Моему восторгу не было предела. Чудилось, что я присутствую при каком-то космическом событии, словно при рождении Вселенной. Вот так, наверное, взрывались галактики, носились в безграничном пространстве тучи сверкающей пыли, возникали новые звезды. Я испытала сильное, по-настоящему религиозное волнение.
И тут-то появилась Виргилия. Она стояла на носу большой рыбацкой шхуны. На плечи накинута шаль, расшитая золотом, и что-то сверкало на лбу. Я вспомнила, как она сказала мне еще в первую ночь: «Чтобы создать мир, Бог заключил договор с мраком. Его дух заполнил пустоту».
И то, что я видела сейчас — пламя в высоком небе, наполненном сверкающей космической пылью, мириады разноцветных огней вокруг, — все это словно воспроизводило божественное сотворение мира. Потрясение от увиденного было настолько сильным, что я разрыдалась, но душа моя была преисполнена счастьем.
На следующий вечер, поднимаясь к Виргилии, я чувствовала невероятное спокойствие. Колдунья ждала меня, сидя в кресле-качалке из ивовых прутьев. На плечах та же, что и накануне, расшитая золотом шаль, но не оказалось сверкающей повязки на лбу. Она встретила меня молча. И я не стала расспрашивать о вчерашнем празднике.