Скалаки

Ирасек Алоис

Иржик взял книгу и стал читать рукописные пометки на переплете и на первом листе толстой бумаги. Записей было несколько, и сделаны они были в разные времена и разными почерками. Писать начал прадед, внук продолжал, а правнук еще не докончил. Это был архив Скалаков, их семейная хроника, отмечавшая только печальные события.

Иржик читал о том, как преследовались приверженцы Чешских братьев, о восстании в Опоченском крае, о страшном наказании, которому были подвергнуты восставшие крестьяне. Лидушка была взволнована. Она слушала, затаив

дыхание и сжав руки. Иржик замолчал.

— Боже мой! —вздохнула девушка.—И все это из-за веры?

— Да, из-за беггардской, из-за евангелической,—горько усмехаясь, ответил Иржик.

— Я слышала от людей, да и бабушка тоже говорила, что евангелисты даже не христиане,—робко заметила Лидушка.

— О нас и не то еще говорили, а такое мы слышим на каждом шагу.—И юноша стал рассказывать о Чешских братьях и о своей вере.

Он замолчал, а Лидушка все еще не поднимала головы. Перед ней открылся новый мир.

— Подумай об этом, и ты сама уверуешь,—сказал Иржик. Он встал и вошел в хижину, считая своим долгом посетить

уголок, где скрывались от преследований его предки, где они прятали свои священные книги, где он сам, еще мальчиком, находил убежище со своей семьей. Иржик задумался, и только чей-то глубокий вздох привел его в себя. Возле него стояла Лидушка. Он видел, что она печальна и глаза ее полны слез. Иржик обнял девушку.

На пороге появился старый Балтазар Уждян; он молча посмотрел на них, и лицо его просияло. Сам он никогда не переживал такого, но радовался, как отец, видя своих детей счастливыми.

Покраснев, Лидушка вырвалась из объятий Иржика и смущенно потупилась. На просьбу Балтазара уйти, она стремительно выбежала. Балтазар остался с Иржиком наедине.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

СУМАСШЕДШИЙ. ВО ДВОРЦЕ

С минуту оба молчали. Наконец, Балтазар заговорил:

— Если бы ты знал, сколько пережила из-за тебя эта девушка.

— Знаю, батюшка, и никогда этого не забуду.

— Теперь я понимаю, почему она так грустила, бедняжка, особенно тогда, в Ртыни. Скажи, ты уже совсем здоров, Иржик?

— Да, батюшка, я скоро смогу уйти.

— Уйти? Почему? Тебе у нас не нравится?

— Не в этом дело. Помните, о чем мы говорили, когда я был у вас накануне торжеств в панском замке?

— Помню. А сейчас… сейчас я бы не колебался, но ничего не выйдет.

— Надо действовать, поэтому я и ухожу. Опять возьму свои цимбалы.

— Неужто опять юродивым? —испуганно спросил Бал-тазар.

— Иначе ничего не выйдет, вам я могу довериться, батюшка,—вздохнув, ответил Иржик.

Уждян задумался. Значит, предположение Нывлта было правильным. Теперь Уждян слышал подтверждение этого от самого Иржика.

— Иржик! Иржик! —воскликнул Балтазар, покачивая головой.—Не знаю, что и посоветовать, но скажи мне, как все тогда вышло в Ртыни.

— Проведал я, что вы там собираетесь, переписал у крестьянина прошение, которое он должен был подать в замок, и прочитал его вам. Теперь вы понимаете,

что человек для господ раб, но все же…

— Думаешь, переменится?

— Должно перемениться, если мы будем стоять друг за друга. Поэтому мне нужно идти и открывать людям глаза.

— Подожди до весны, в Вене обещали отменить барщину.

— На это надежды мало, мы сами должны себе помочь.

— А вдруг господа узнают, что ты не…

— Доктор в замке признал меня помешанным,—сказал Иржик, горько улыбаясь.

— Ну, а если тебя схватят?

— Я уже там был однажды, и мой отец погиб за это дело на виселице.

Старый Балтазар Уждян не нашелся, что возразить.

Приближалась зима, когда Иржик покинул родную усадьбу. Лидушка в каморке плакала. Перед уходом Иржик сказал ей:

— Не пугайся, если до тебя дойдут страшные вести.— А Балтазара он попросил: —Утешайте ее, батюшка, вы ведь все знаете. Я скоро опять приду к вам отдохнуть и набраться сил.

— Только приходи скорей, приходи,—сердечно звал его хозяин.—Вот это парень! —бубнил он на конюшне.—Да, в нем течет кровь Скалаков! Дай бог ему счастья!

Настала зима, дороги замело, но все же и до усадьбы «На скале» доходили слухи об Иржике, носившиеся по округе.

— Подумать только,—говорили крестьяне,—после пыток в замке молодой Скалак заболел. Уждян взял его к себе, и парень было совсем поправился, стал разумно рассуждать, делать все как полагается. Старый драгун нарадоваться не мог. Но однажды, говорят, увидел Иржик в углу свои старые цимбалы, и его словно обухом ударило по голове. Опять задурил. Взял цимбалы и теперь снова ходит из деревни в деревню, поет и играет. Сам дьявол сидит в тех цимбалах. Как только Иржик посмотрел на них, так и свихнулся. Но теперь он играет не как сумасшедший. Цимбалы, должны быть, заколдованы. Человек словно цепенеет, услышав их звуки.

— Опять поет Иржик?

— Да еще как! Теперь почти все выучили наизусть крестьянский «Отче наш». Каждый поет его. А ведь и вправду сказать, берет эта песня за душу.

— Умеет Скалак петь! Иногда такую затянет песенку об управляющем, о мушкетере и о всех в замке, что нельзя удержаться от смеха.

— Бог знает откуда это у него берется.

— Видно, сам эти песни складывает.

— А где же ему их взять? Да, какой-то странный сумасшедший.

— Странный! Если бы он не так чудил, можно было подумать, что нам его сам господь бог послал.

— Этот блаженный видит лучше, чем мы.

— И сердце у него доброе.

— Все, что ему дают, он сразу раздает да еще помогает крестьянам в работе. Намедни поработал несколько дней в Ра-деховой у бедняка и ничего не взял за это. Старику нужно было идти молотить на панский двор, у жены на руках куча детей, а появился сумасшедший и помог им.

Так говорили об Иржике по деревням. Более разумные люди покачивали головами и, указывая на лоб, говорили:

— У него здесь кое-что есть!