Скалолаз
Шрифт:
– Вы зря так думаете. Мирослав Кроужек в первую очередь – государственное лицо. Я шеф его службы безопасности, поэтому все переговоры буду вести лично я. Итак, разрешите выслушать ваши условия.
– Я уже говорил вашему шефу, что от него потребуется перевести энную сумму в несколько названных мною банков. На этом все заканчивается.
– Не уверен, но давайте опустим это. Меня больше всего волнует вопрос безопасности моего шефа. И я спрашиваю вас: как вы собираетесь пройти вооруженный отряд охранников в базовом лагере?
– Дело в том, что мы не будем его проходить, мы обойдем его, спустившись траверзом боковой морены. Как опытный альпинист заявляю
– Здорово. А потом? Что будет потом?
– Зайдем в китайский ресторан и прокутим часть денег.
– Значит, все-таки дело в деньгах… Не думаю, что ваша мораль от этого становится ценнее.
– Это оттого, что вы понятия не имеете, что такое мораль, – парировал Шеель. – А мораль – это частный случай неморальности. Что касается ценности, о которой вы упомянули, то для жизни она является последним основанием.
– Что такое жизнь, по-вашему?
– Ваш шеф на это сказал бы так: «Жизнь – это выражение форм роста власти». Надеюсь, я ответил на все ваши вопросы.
– Н-да… – Новак покачал головой. – Но вернемся к делу. В целом я понимаю ваш план. В нем много недочетов. Что делать, я вынужден указать вам на них, чтобы избежать осложнений.
– Вы довольно легко согласились. Мне думалось, что это будет не так просто. Вернее, не так быстро.
Было видно, что Новаку трудно говорить, и он время от времени морщился от боли в руке.
– Опустим и это, – сказал он. – Переговоры есть переговоры, это обычный контакт с террористами. Итак, первое. Вам снова нужно привлечь русских в нашу… компанию, что ли. Чтобы они так же регулярно выходили в эфир. Если этого не сделать, поисковики вышлют в горы отряд. Он наткнется на нашу группу, и тогда возникнут непредсказуемые действия как с их стороны, так и с вашей. Например, в эфир может проскочить сообщение, и тогда мои люди из базового лагеря тоже включатся в работу. Будучи здесь под дулом автомата, я не смогу организовать их должным образом. Тут много вариантов. Вот вам один из них: они решаются на активные действия, что усугубит положение моего шефа. Вы можете занервничать. Если не вы лично, то кто-то из ваших людей. Понимаете, о чем я говорю?
– Понимаю. Вы говорите о безопасности вашего шефа. Но вы зря недооцениваете меня, я просчитал все варианты. Наш обратный путь займет два дня – это стремительным спуртом, на другое я не рассчитываю. И столько же – два дня – я не выходил на связь с базой, работая под русских. Сейчас история повторится, поисковики станут обзывать русских идиотами, а вы будете поддакивать им, выходя на связь, что видите русских: они, например, идут перевалом. Лично мне большая компания иждивенцев ни к чему. Только вы двое. Но на всякий случай я оставил с русскими своего человека. Ведь вас могли убить во время перестрелки, и тут русские мне были бы просто необходимы.
– Вы хотите убить русских?
– На усмотрение моего человека. Хотя одну рекомендацию я ему дал: забрать у них обувь
«Алло, Скоков! Это Ян Новак. Ответьте мне. Прием». Эти слова все еще стояли в ушах Йохана Фитца. Они стали своеобразным проводником, через который немец с минуты на минуту ожидал запроса по радио. В одной руке он держал рацию, другой сжимал рукоятку автомата. Но что-то Шеель медлит. Какого черта он телится? Фитц навострил уши… Перестрелка закончилась пять минут назад. Пора, пора бы Шеелю разобраться с вице-премьером и положить конец проблеме под названием «заложники». Йохану они надоели до чертиков. У него на этот счет сложилось странное представление, словно он провел несколько дней в мужском туалете, в котором обосновались женщины. И он впервые за несколько дней понял Алину Райдер.
Русские ублюдки! Он не сводил глаз со Скокова. Его он кончит первым. Радисту достался второй номер. Самое интересное заключалось в том, что Фитц оставит их в лагере еще живыми. Каждый получит по пуле в живот и печень и проживет минут десять-двадцать.
И снова взгляд на рацию. Фитц твердо решил: он выполнит последний приказ командира. Он невольно подслушал горячий шепот Ларса Шееля: «Все, хватит. Больше никаких молитв. Никаких турок. Никаких немцев. Я просто хочу стать человеком». А чем хуже Йохан Фитц?
Он прикинул свою долю в этом мероприятии… и не нашел свободного места на этой земле. Всюду, куда ни кинь взгляд, свои, «армейские»: Шеель, Кепке, Алина, Крамер, Больгер. Соседи, от которых не спасет самый высокий и частый забор.
Наконец рация ожила голосом Шееля:
– Мы ждем тебя, Йохан. Отбой.
– Сука! – выругался Фитц на командира. – Ты даже не спросил, как я тебя слышу, и слышу ли вообще.
Накопившаяся в нем злоба подняла его руку и подбросила рацию в воздух. Фитц тут же продемонстрировал заложникам, что не новичок в стендовой стрельбе. Правда, вместо гладкоствольного ружья у него был автомат, а мишень-тарелочку заменила радиостанция. Он придавил спусковой крючок и с первого же выстрела попал в рацию. Пулей. Из автомата-коротышки. С расстояния двенадцать метров.
Еще не успели упасть осколки рации, а Фитц уже держал на мушке Скокова.
Новак шумно выдохнул через нос и закрыл глаза:
– А вы не думаете, что ваш человек пренебрежет вашей рекомендацией?
– Я же сказал, что это на его усмотрение.
– Вы очень жестокий человек.
– Что делать… У каждого своя работа.
Сергей преодолел последний метр пути и, ухватившись рукой за смычку с механической зацепкой, на которой и крепился капроновый шнур, выбрался на площадку. Впереди – ледяной бархан, под защиту которого больше суток назад бросился Сергей. Сразу за ним откроется вид на палатку Алины. Правее – остальные палатки.
И снова выстрелы поторопили Курочкина. В этот раз они прозвучали метрах в тридцати. Он не мог ошибиться: стрелял Фитц из «Гепарда» с глушителем.
Секунда, и Сергей обогнул торос, держа автомат на уровне плеч. И едва не опустил его. Он не мог стрелять. Фитц стоял в паре шагов от заложников и держал Скокова на мушке. Если и стрелять в него, то наверняка. В голову, в основание затылка, чтобы ни один мускул террориста не дернулся. Сокращение мышц руки приведет к плачевным последствиям. Он непроизвольно нажмет на спусковой крючок. Мне бы сейчас снайпера в напарники, подумал Курочкин, сокращая дистанцию в том темпе, который не мог привлечь внимание Фитца.