Скальпель для шейха
Шрифт:
– Но он же страдает от зависимостей, — произнесла ровно, словно читала закон.
Он подошёл ко мне, вытер большими пальцами навернувшиеся слёзы, убирая выбившиеся светлые волосы за уши.
– Тебе духи будут помогать. Не позорь отца, — внушил, как ребёнку.
Последний аргумент казался убойным, но не издевательским. Он же сам мне как отец. Учитель. А позориться дочке ламы не положено.
– Давно простирания делала?
Я отрицательно покачала головой. Последнее время — редко. Только на праздники Монлам Ченмо, да на Дуйнхор. Стыдно. Отец не желал часто меня видеть, зная
– Езжай сегодня в Иволгинский, подношения сделай.
В Иволгинский я, конечно, съезжу, куда ж деваться без уважения к старшим.
– Я хотел бы его оперировать.
Курумканский обернулся и пристально посмотрел на Андрея, недовольно признался:
– Буду иметь в виду. Нужно только с клиентом договориться. По страховке может выбрать любого. Это же небожитель.
Он посмотрел на меня.
– Все свободны, кроме тебя.
Оставшись наедине, он дал время мне ознакомиться с картой клиента, а затем произнёс:
– Пора браться за скальпель, дочка.
– Может, Андрей?
– У него нет опыта.
– Я с ассистирую.
Курумканский повёл взглядом, разглядывая висящие шаманские бубны вдоль белой стены. Он их повесил много лет назад, когда стал главным врачом отделения, отгонял злых духов. Разочарованно выдохнул:
– Нет в нём, всем нутром чую. Нет. Понимаешь, не хочет помогать. О себе думает.
– Все мы о себе думаем, — я спрятала взгляд.
Последнее время Андрей всё меньше и меньше брал операций, занимался собой и пациентами без хирургического вмешательства. Такое случалось с любым во время кризисов. А тут сам захотел. Разве это плохо?
– В тебе дар есть и жажда помочь, а в нём?
– Может быть, из-за Полины? — закусила нижнюю губу.
Тут же подняла на него стыдливый взгляд, пока он тер подбородок.
– Знаю я, что ты хочешь сказать. Думаешь, не знаю? Как вы живёте друг с другом — ваше дело, но выбор он делал.
– Наказываете её?
– Всё жду, когда поумнеет. Учиться начнёт.
– Мы планируем развестись.
– Раз хороший, чего бежишь?
Я облизнула губы, виновато разглядывая Курумканского из-под ресниц.
– Знаешь, за что твой отец не любит его? Я скажу. За то, что не тянет он тебя, девочка. Думаешь, слепой? Не вижу? Не понимаю, как вокруг тебя толпами вьются, — он сузил глаза, и его отеческий взгляд перестал быть наставническим, приобретая жар, свойственный мужскому нутру. Хлыстнул им по мне, обжигая изнутри.
Я растерялась. Не нашла, что ответить. И ведь откликнулась. На долю секунды, на крохотный миг, нутро ёкнуло. Повинно поджала губы.
– Что ж, пошли, нам нужно с клиентом пообщаться. Ещё Прасковью Дмитриевну штурмовать.
6
VIP-палаты в городской больнице Улан-Удэ располагались на пятом этаже. Оттуда открывался дивный вид на Селенгу, разливающуюся многочисленными потоками. Река петляла замысловатыми рисунками, огибая город с двух сторон. И хотя она не растаяла толком, в это утро никто из обитателей больницы не смотрел в окна.
Новость о том, что в больнице лежит настоящий шейх, быстро облетела округу. Слух о
Они смаковали детали аварии, пересказывали друг другу новости о том, что планируется серьезная операция и, возможно, её будут делать в Москве. А может быть, сам президент прилетит для сопровождения. Дипломатия и прочее.
Те, кто был понаглее и мечтал взять быка за рога, толпились у входа и за входом в VIP-коридор. Прасковья Дмитриевна в святая святых посторонних не пускала, жутким взглядом и страшным голосом отсекая размечтавшихся, лишь одной своей немаленькой фигурой. Хотя нужно заметить, её скулы уже сводило от приторного выражения спокойствия, сквозь которое прорывалось желание сходить домой и взять двустволку у мужа, заряженную солью. Хотелось охладить пыл "посольства" невест и визитеров, считающих, что они способны дать фору любому журналисту.
Когда к ней подошли двое мужчин с накинутыми поверх элегантных деловых костюмов из знаменитой английской шерсти белыми халатами, она, ленясь оторвать зад от стула, зычным голосом гаркнула:
— Куда!?
— Это люди шейха, — из-за их плеч высунулась Полина Курумканская и под нос слеповатой Прасковьи Дмитриевны просунула справку, наспех нацарапанную на вахте перекосившимся почерком вахтёрши.
Я усмехнулась, наблюдая за этой встречей, где Прасковья Дмитриевна и охрана шейха. Я шла с Курумканским в том же направлении и не могла не заметить, как светится Полинка, насколько льнет к одному из арабов. Липнет так, что сомневаться не приходится — у неё с ним отношения или планы на них. Но при виде другого тело бросило в жар и пот, так что руки затряслись. Мало мне было Галиба в спа-салоне. Похоже, что конец света наступил — прямо сейчас, и прямо сегодня!
Мужчины прошли внутрь, а Курумканский, фыркнув на собравшуюся толпу, разогнал её грозным взглядом.
– Устроили зоопарк, - ругался он.
– Прасковья Дмитриевна, кто разрешал пропускать?
– Справка же, справочка была.
– Что, любая бумажка — справка?
Забрав её со стола, он направился внутрь, дойдя до палаты номер один. Толкнул дверь, игнорируя четверых охранников.
В палате двое мужчин стояли, а шейх лежал. Его матрас был слегка приподнят для общения с посетителями.
– Позвольте представить моих людей, - перевела с лёгкостью Полина, кокетливо улыбаясь и намеренно игнорируя угрюмый взгляд отца.
– Чем обязан?
– спросил тот.
– Изабелла вас раскрасила, мисс, - улыбнулся шейх, обратившись неожиданно ко мне, готовой умереть на месте вместо шейха и привлекая их внимание.
– Так бывает, когда происходит кровоизлияние в мозг. Ваша подруга не виновата, - ответила я, понимая, что все смотрят и внимательно изучают. Особенно Марс. И мне не по себе от его взгляда и присутствия. Я поёжилась, покраснела, вспоминая прошлое. И никуда не деться. А хочется исчезнуть и выйти за дверь. И хоть рядом Курумканский, меня мутит и не по себе.