Скандальные желания
Шрифт:
– Потому что так теплее ночью.
Он увидел, как в ее глазах зажегся закономерный вопрос. Леди Бекинхолл посмотрела на маленькую печку. Стоявшая неподалеку корзина с углем была почти пустой.
Потом она опять глянула на него. Но, к ее чести, выражение лица богатой вдовы перестало быть легкомысленным.
– Понятно, – сказала леди Бекинхолл.
– Неужели? – И в этот момент случилось неизбежное: у Уинтера лопнуло терпение. У него больше не было сил продолжать любезную болтовню. Его ждали дела, сердце разрывалось из-за Сайленс, а он тратил драгоценное время на глупую кокетку.
Уинтер заговорил, и его
– Чтобы не мерзнуть ночью, дети прижимаются друг к другу как можно теснее. Печка у нас маленькая, стены тонкие, и потому в комнате бывает очень холодно. Перед рассветом сюда приходит служанка, чтобы подбросить угля. Те дети, которые давно живут у нас, не особо страдают от зимних морозов. Они здоровые и хорошо питаются.
– А другие? – тихо спросила леди Бекинхолл.
– Те, кто приходят к нам с улицы, часто – вернее, всегда – очень худые и слабые от голода, – ответил Уинтер. – Таким детям тяжело пережить ночные холода. Конечно, через несколько месяцев они крепнут от хорошей пищи и становятся упитанными. Но некоторых мы спасти не успеваем. Они просто не просыпаются утром, и все.
Леди Бекинхолл смотрела на него, ее лицо было белым.
– Я ожидала, что вы станете рассказывать мне о том, какие милые у вас детки. Что лестью и любезностью убедите пожертвовать деньги приюту.
Уинтер ответил, пожимая плечами:
– Я уверен, вы достаточно слышали льстивых слов и не нуждаетесь в них.
Леди Бекинхолл коротко кивнула и пошла мимо него в сторону выхода.
– Куда вы? – удивленно спросил хозяин дома, следя за ней взглядом.
– Думаю, я увидела все, что нужно. До свидания, мистер Мейкпис.
Уинтер покачал головой, мысленно ругая себя последними словами. Пока Сайленс оставалась в доме пирата, они каждый день рисковали потерять те средства, которые давали им лондонские богачи. В такой ситуации ему надо было приложить все силы, чтобы очаровать леди Бекинхолл. Вместо этого он повел себя как последний дурак и напугал эту напыщенную аристократку. Теперь она вряд ли согласится пожертвовать деньги на приют.
Вечером этого дня Сайленс стояла перед зеркалом в пол, которое поставили в спальне, и нервно одергивала кружево, украшавшее вырез платья. Оно действительно было прекрасным – у нее никогда не было наряда лучше. До смерти Уильяма Сайленс носила не только черные цвета, но ей и в голову не приходило покупать материю такого яркого оттенка. Обычно Сайленс выбирала что-то коричневое или серое. Ведь если ей надо было идти по делам, то она шла пешком, а Лондон был очень грязным городом. Так что практичность всегда побеждала над стремлением к красоте.
В общем, платья такого глубокого синего цвета у нее никогда не было. Сайленс покружилась у зеркала, с удивлением замечая, как шелк переливается и меняет цвет в ярком свете камина.
– Очень красиво, мэм, – со вздохом проговорила Финелла, которая сидела на низком стульчике сбоку от зеркала.
Служанка помогала ей одеваться, а потом собрала волосы в высокую прическу. Она же аккуратно завила пряди у нее на висках и на затылке.
– Ты правда так думаешь? – с робостью спросила Сайленс. Она опять коснулась кружева. Вырез платья был округлый, довольно-таки низкий, и грудь, стянутая и приподнятая корсетом, выглядела в нем особенно соблазнительно.
– Конечно, –
Сайленс замерла на месте. А потом собралась с духом и спросила нарочито небрежным тоном:
– А сейчас что, уже не водит?
Жаль, что актриса из нее плохая. Финелла красноречиво глянула на нее и сказала:
– Разве вы не заметили? C того дня, как вы появились, ни одна девица не переступила порог его спальни.
– Понятно, – только и смогла ответить Сайленс, хотя ее сердце невольно запрыгало от радости.
– Да, – продолжила Финелла, – раньше он каждую ночь проводил с женщиной, иногда – с двумя.
– Как это? – изумилась Сайленс. – Сразу с двумя?
– Ну да, – подтвердила служанка. – А иногда и с тремя.
Сайленс ошеломленно открыла рот. Мысль о том, что Майкл мог развлекаться с несколькими женщинами сразу, на мгновение лишила ее дара речи. Что же, он удовлетворял их всех, и за одну ночь? Но как?
Финелла этим вечером была настроена поболтать. Потому она продолжила:
– Я тоже никогда этого не понимала. Вот если бы было наоборот – если бы женщина могла иметь сразу столько любовников, сколько хотела… Хотя мне бы это тоже не понравилось. Вы можете представить, что у вас в постели храпят сразу несколько мужчин? И как быть с одеялами? Когда мы с Браном проводим ночь вместе – что происходит очень редко, – он всегда стягивает с меня одеяло. И я просыпаюсь посреди ночи, дрожа от холода. Нет, – Финелла покачала головой, – я ни за какие деньги не соглашусь пустить к себе в кровать больше одного мужчины.
Это была самая длинная речь, которую она произносила в присутствии Сайленс. Закончив ее, служанка посмотрела на хозяйку, ожидая ответа.
Сайленс смущенно кашлянула, и в этот момент у нее перед глазами вдруг возник образ Майкла. Хозяин дома, абсолютно обнаженный, лежал в своей огромной постели. В ее воображении его мужское достоинство было возбуждено и бросало длинную тень на плоский живот. Оно было красноватого цвета, а сверху…
О боже.
Сайленс усилием воли отогнала неприличные картины и хрипло проговорила:
– Да, одного вполне достаточно.
Финелла кивнула, получив подтверждение своим мыслям.
– Иногда я вообще не понимаю мужчин, – сказала она.
В этот момент к ним подошла Мэри Дарлинг. После обеда она долго спала, и Сайленс с Финеллой успели ушить платье в талии. Теперь девочка была полна сил и настойчиво тянула ручки вверх, требуя, чтобы ее подняли.
Сайленс нагнулась и осторожно взяла малышку на руки.
– Ты будешь слушаться Финеллу, пока меня не будет? – тихо проговорила она, касаясь губами темных кудряшек.
– Вниз! – заявила Мэри Дарлинг. Сайленс поцеловала ее и опять поставила на пол.
В эту секунду в дверь, ведущую из спальни в коридор, постучали. Конечно, это мог быть кто угодно, но Сайленс все равно глянула в зеркало, проверяя, все ли в порядке с прической.
Финелла открыла дверь.
На пороге стоял Майкл. В руках он держал дамскую накидку, которую положил на стул при входе. На нем был элегантный кафтан темно-синего цвета, белый сюртук, вышитый серебряными нитями. На пряжках туфель сверкали драгоценные камни. Он оглядел ее с ног до головы, и в глубине его темных глаз вспыхнул огонь.