Скандерия

Моденская Алёна

— Строго говоря… одна из наших студенток, но её, как вы правильно сказали, спровоцировали. — Истомин в двух словах описал ситуацию, произошедшую у раки с мощами.

— А что за «пренебрежение гидом»? — спросила Тамара Александровна.

— О, гид нам попалась та ещё, — пробормотал Грбницкий.

— Фёдор Петрович, не понимаю вашей иронии, — сухо произнесла Михайловская. — Кстати, где вы были во время… хм… инцидента у мощей?

— В чайной, — честно ответил Грибницкий.

— Так или иначе. — Михайловская положила письмо на стол и устало повела

плечами. — Второй экземпляр кляузы направлен в Управление образования, причём к ней приложены ещё и показания гида. Так что меры принять я обязана. Вам, как кураторам, не справившимся с задачей, объявляется выговор. В Управлении мы сейчас не в чести из-за эко-амазонок, которые завалили их требованиями и протестами. Так что мне придётся ещё и лишить вас обоих премии.

— Ну что ж, — вздохнул Грибницкий. — Ничего не поделаешь.

— Кроме того, вы обязаны присутствовать на воспитательной беседе со студентами, которую проведёт Калерия Марковна, с ней я уже договорилась. Теперь следующее.

У Истомина внутри ёкнуло.

— Даниил Юрьевич, что это за несогласованная поездка в зону отчуждения? — Михайловская, сложив руки на столе, снова смотрела на него поверх очков.

— Это было желание студентов, — промямлил Истомин, потирая вспотевшие ладони.

— Послушайте. — Тамара Александровна откинулась на спинку кресла и сняла очки. — Если мы будем потакать всем желаниям наших студентов, то какой смысл устанавливать правила? Вы в курсе, что девочка в госпитале?

— Как она? — встрял Грибницкий.

— Жить будет, но вот танцевать… — Михайловская складывала и раскладывала дужки очков. — На восстановление потребуется время. Так как Лиза стипендиатка, а происшествие случилось во время школьной экскурсии, оплачивать её лечение придётся из фонда Гимназии. И знаете, что самое интересное?

— Что? — спросил Грибницкий вместо Истомина, у которого язык прилип к нёбу.

— Сегодня звонили из следственной группы. Ваши показания не подтверждаются. — Михайловская внимательно посмотрела на Истомина.

— Как это? — снова пришёл на выручку Грибницкий.

— В Чернореченском заповеднике вообще нет егерей. Территорию патрулируют дроны.

— Но… — выдавил Истомин.

— Вот и мне непонятно. Если бы кто-то один на них указал, но целая группа…

В этот момент засигналил стационарный коммуникатор. Тамара Александровна кивнула на дверь и приняла вызов.

— За проделки студентов вне школы всё равно отвечают учителя, — сказал Грибницкий Истомину, когда они вышли из директорского кабинета.

Истомин уже собрался отправиться на лекцию к седьмому курсу, когда из-за угла на него налетела Магдалена Оскаровна Третьякова.

— Ох, простите, — запыхавшись, пробормотала она. — Тамара Александровна у себя?

— У себя, — кивнул Грибницкий. — Что-то случилось?

— Ох, это чепе! — Третьякова, не обращая внимания на вопросы Грибницкого и удивлённый возглас секретарши, без стука ворвалась в кабинет директора.

Грибницкий вопросительно посмотрел на Истомина, тот только

пожал плечами. Через несколько секунд из кабинета выбежала Третьякова, что-то сбивчиво объясняющая и размахивающая руками, за ней вышла Михайловская. Третьякова, не дожидаясь, пока директор её догонит, убежала на несколько шагов вперёд.

— Идёмте же! — с истерической ноткой воскликнула она.

— Я иду, — раздражённо произнесла Михайловская. — Поймите, я уже не могу бегать так, как вы. Возраст, знаете ли.

Истомин взял Тамару Александровну под руку, и идти ей стало легче.

— Что произошло? — громко спросил Грибницкий, которому спешка тоже давалась непросто.

— Наш фонтан, — прокричала Третьякова, оборачиваясь. — Кто-то его испортил!

Когда процессия добралась до фонтана, установленного в небольшом крытом зимнем садике прямо за корпусами, вокруг уже собралась толпа студентов и преподавателей, снимавших происходящее на видео. Правда, близко никто не подходил, а некоторые прикрывали лица.

По словам Третьяковой, фонтан испортили, но это было мягко сказано. Вода в приобрела бурый оттенок, чаша и небольшой бассейн белого мрамора покрылись грязными разводами. Вокруг распространялся гнилостно-фекальный запах, от которого щипало глаза и сдавливало горло.

Перед Тамарой Александровной толпа расступилась.

— Ученикам и преподавателям, я полагаю, стоит отправиться на занятия, — твёрдо сказала она. Когда Михайловская что-то произносила таким звенящим тоном, никто не решался ей перечить.

Через полминуты в зимнем садике осталась только она, завхоз Пал Палыч, Третьякова и Тяпкина-старшая.

— Теперь ещё и это, — тяжело вздохнула Тамара Александровна, опускаясь на скамейку у фонтана.

— Ничего страшного, я думаю. — Пал Палыч поскрёб лысину. — Как в тот раз, со шкафчиком. Тогда была просто краска.

— Просто краска, просто игрушки из шуточного магазина, просто потакание капризам студентов, — вздохнула Михайловская. — Как всё просто.

Пал Палыч развернулся и исчез, через минуту фонтан перестал работать, грязная вода стекла, оставив узоры разводов и склизкие бесформенные вонючие комки.

— Эко-амазонки, — уверенно сказала Третьякова. — Больше некому. Никто из студентов не посмел бы.

— Добрались-таки. — Тамара Александровна с досадой хлопнула себя по колену. — А я всё думала, почему в их протестах ни слова о фонтане. Пруд, бассейн. Вот они, значит, как решили его достать. Диверсия. И ведь ничего не докажешь.

— Как это — не докажешь? — Третьякова подняла брови. — А как же камеры?

Просмотр записей камер наблюдения в комнате охраны ничего не дал. Вода позеленела на перемене, когда у фонтана толпились студенты. Идентифицировать того, устроил диверсию, не получилось.

— Впрочем, одно мы узнали, — сказала Тамара Александровна, откидываясь на спинку кресла в комнате охраны. — Никого из посторонних у фонтана не было. Значит, как ни прискорбно, это сделал кто-то из студентов. Впрочем, как и в раздевалке и душевой.