Скарабей
Шрифт:
Через непродолжительное время на площадку перед пещерой вылетел рядовой, посланный за водой к реке.
Кубарем, слетев с лошади, он с перекошенным от страха лицом скороговоркой запричитал:
– Насилу и успел! Красных там вашбродь, что белок в лесу! Все пешие! Видать коней где-то оставили, чтобы лишнего шума не подымать и всем кагалом бредут прямо сюда! По всему, знают заранее, где искать нас и куда идти!
– Скорее всего, их кто-то ведет!
– задумчиво кивнул есаул.
– Видимо кто-то из них хорошо знает окрестности. Ну, что господа, рискнем - устроим
Распластавшись на желтых листьях за невысоким пригорком, расположенным на подступах к каменоломне есаул с унтером Кривошеевым напряженно ждали, когда же среди деревьев замелькают шапки с красными околышами. Для засады он взял с собой всего лишь одного человека не желая рисковать другими, Кроме всего прочего Кривошеев, стрелял не многим хуже его самого, в то время как остальные в стрелковом деле были откровенными посредственностями.
Другие члены их маленького отряда укрылись в каменоломне. Ольгу с лошадями отвели метров за двадцать от входа в каменоломню и разместили в небольшом зале, который был вырублен в горе в ходе добычи алебастра. Чтобы девушке не было страшно, ей даже зажгли керосиновую лампу.
В то время как Евстигнеев с унтером были в засаде, штабс-капитан Воронцов с поручиком возглавили непосредственную оборону каменоломни. В некотором отдалении от них в глубине пещеры маялись с винтовками наперевес солдаты артиллеристы. Их угнетало то обстоятельство, что стены штольни были абсолютны ровным без малейших уступов, за которыми можно было бы укрыться от выстрелов атакующего противника.
Когда напряжение уже достигло апогея, а звенящая тишина казалось, вот-вот порвет им барабанные перепонки, в отдалении внезапно хрустнула сухая ветка под чьей-то неосторожной ногой.
Кривошеев вопросительно посмотрел на есаула, но тот, приложив палец к губам, тихо проговорил:
– Пока, ждем и не высовываемся!
Унтер понимающе кивнул и, положив голову на приклад винтовки, стал терпеливо ждать дальнейшего развития событий. Вскоре хрустнула еще одна ветка, после чего снова воцарилась гнетущая тишина. Затем внезапно казалось, ожил весь лес, зашумело и захрустело со всех сторон. Есаул, приподнявшись на локтях краем глаза глянул поверх скрывающего их холма и тут же нырнул обратно. На опушку леса вышла нестройная гурьба красноармейцев, и настороженно ощетинившись во все стороны винтовками, ждала, когда к ним подтянутся основные силы.
Внезапно из-за бугра раздался, чей-то встревоженный голос:
– Здесь они товарищ Лопузов, можете не сомневаться! Больше им деваться некуда, кроме как заховаться в этой самой каменоломне!
– А что же нам до сих пор никто из них не попался?
– недовольным тоном спросил его другой голос.
– Если выяснится что белые ушли, то я тебя Дятлов повешу прямо здесь вот на этой самой осине!
– Да, нет же, товарищ Лопузов, я вам точно говорю! Там они сховались, в самую глубь забрались! Эта каменоломня почитай верст на десять под горой петляет!
Есаул не дожидаясь продолжения разговора, опять мельком глянул поверх холма. В полуста метрах прямо под ними
– Беляк, беляк! Вон он! Беляк, за тем бугром!
– внезапно закричал один глазастый красноармеец и навскидку не целясь, пальнул в сторону есаула, который недостаточно осторожно высунулся.
Поняв, что он обнаружен противником и более не считая нужным скрывать свое присутствие, есаул кивнул Кривошееву и шепнул:
– Огонь!
Пока красноармейцы какие-то секунды, искали противника и поднимали стволы своих винтовок их ряды уже значительно поредели. В основном в этом был виноват, конечно же, есаул со своим маузером. Винтовка унтера также ни разу не выпалила наугад. Но собирала она свою кровавую жатву намного медленнее не в пример скорострельной немецкой машинке.
К большому сожалению есаула, товарищ Лопузов оказался на редкость сообразительным и быстрым.
– Засада, засада! Ложись!
– зычно крикнул красный командир.
После этого, он бросился наземь, укрылся за толстым тополем и открыл из своего маузера прицельный беглый огонь.
Евстигнеев, поняв, что ему так и не удастся осиротить красноармейцев, скрепя сердце оставил их командира в покое и перенес свое благосклонное внимание на более доступные цели. Но к тому времени красные уже сообразили, что к чему, и над головой есаула и Кривошеева засвистели пули.
– Все, пока с них хватит!
– бросил Евстигнеев унтеру.
– А мы скоренько драпаем в нашу пещеру, пока они не расчухали что нас всего двое!
Они уже успели добежать до входа в каменоломню и, отдышавшись перезарядить свое оружие, а внизу за холмом красные продолжали вести ожесточенный огонь по несуществующему противнику. Наконец выстрелы стихли, и наступила тишина.
– Ну, слава тебе господи!
– утирая пот со лба, проворчал есаул.
– А то я уж беспокоиться начал, что они так никогда и не сообразят, что нас там уже нет!
– Напрасно шутить изволите!
– недовольно проворчал штабс-капитан.
– Сейчас они перестроятся и попрут на нас. И будет нам тогда, уверяю вас, совсем не до шуток!
Есаул безразлично пожал плечами, и стволом маузера сдвинув фуражку, на затылок почесал нос:
– Ваша, правда, капитан! Нос чешется - значит быть ему битому! Хотя, знаете что? Родилась тут у меня одна неплохая мыслишка!
– Разрешите полюбопытствовать какая?
– придвинулся к ним поручик.
– Я предлагаю максимально использовать то преимущество, что наша каменоломня достаточно велика и нам есть куда отступать, - задумчиво проговорил есаул, кривя рот в нехорошей усмешке.
– Поэтому мы вообще не будем принимать бой на входе в пещеру. Ибо это чревато для нас недопустимыми в нашем положении людским потерями. Мы, господа, постараемся заманить противника на нашу территорию.